Счастье без правил - Алена Свиридова

Странно, мне кажется, что в больших часах заключено больше времени, нежели в маленьких. Большие часы – добрые, они хранят время для тебя, а маленькие – злые, в них время бежит быстрее, и они как-то противно тебе говорят: «Ты уже опоздала!»

Я, кстати, не опаздываю. Эта привычка выработалась не сразу, а под влиянием старших уважаемых товарищей.

– Как это ты не опаздываешь? В Москве же пробки! – искренне удивляюсь я.

– А я выезжаю за два часа. И хоть пробки, хоть Путин, я всегда успеваю.

– Ну а если раньше приедешь, как дурак?

– Почитаю, почту посмотрю, на письма отвечу.

Я восхитилась и перестала опаздывать. Приезжаю на все съемки заранее, хотя они никогда не начинаются вовремя. Но это уже не моя проблема. Это просто люди так относятся к своей работе. Следующий трамвай в 8.24. Помните?

Если ты ценишь свою жизнь, ценишь сегодняшний день, хочешь прожить его как можно более полно и интересно, ты распланируешь его. Составишь правильную логистику. Пройдешься пешком. И не опоздаешь.

Несколько лет назад мы с моей новой подружкой прожили в одном номере пару беззаботных недель в Каннах. Оказалось, что нам вместе настолько хорошо и весело, что в Москве просто необходимо встречаться как можно чаще. Решили пойти в театр. Я купила билеты и приехала заранее, предвкушая посиделки в кафе до начала спектакля. В действительности все оказалось иначе – я сорок минут просидела одна в кофейне напротив МХАТа, мне было очень неуютно, казалось, что все пялятся. Потом я пристраивала билеты на входе, потом я волновалась, прошла она или нет, в общем, мы встретились в антракте.

«На мосту была пробка», – сказала она безмятежно. Я была так рада ее видеть, что тут же забыла свои страдания.

Во вторую нашу встречу история повторилась, и незаметно все общение как-то сошло на нет.

Be in time – вопрос расстановки приоритетов. Если задержали дела, значит, они были более важные, чем наша встреча. Пробки в Москве всегда. А дружба, как и любовь, не выносит наплевательского отношения. Безусловно, есть 5 или 10 минут, которые обозначают порог допустимого ожидания, но не более.

Мне просто жаль потраченную на ненужную суету и беспокойство жизнь, которую можно было провести совсем иначе. Жаль всех, кто не в приоритете.

Не вставать с постели. Валяться, смотреть фильмы, предвкушая завтрашний день. Иногда это получается, и ты зависаешь в стоп-кадре, наблюдая себя со стороны.

А вы заметили, что годы нас часто очень украшают? Сравните новорожденного младенца и годовалого. Червячка и ангелочка. Время превращает угловатую девочку-подростка в стройную молодую девушку. Потом молодую девушку в зрелую роскошную женщину. Невнятного долговязого курсанта с жидкими усиками в мужественного капитана в белом кителе. И совершенно непонятно, как выглядел Дед Мороз в молодые годы. А в образе дедушки он неземной красоты.

Нас портит не время, а глупость, придавая лицу овечье выражение, зависть, перекашивая его на одну сторону, злость, прорезая глубокие морщины и превращая рот в куриную гузку, лень, позволяющая лицу и телу расплываться, как перестоявшее тесто, недовольство жизнью, которое быстро ссутуливает спину и опускает уголки рта. Время здесь ни при чем.

Года три назад, на одном очень помпезном мероприятии в зале Чайковского, я вдруг увидела одного моего знакомого. Заметно поседевшего, чуть располневшего, но за счет высокого роста и хорошей осанки не сильно изменившегося со дня нашей последней встречи.

– Володя! – радостно кинулась к нему я.

Он посмотрел на меня с удивлением. В глазах его читался вежливый интерес и вежливое ожидание, дескать, что вам угодно. Мне угодно было радостно обняться, вспомнить вместе, как он водил меня на «Оливера Твиста» в Лондоне, как я пару дней даже жила в его лондонской квартире, потому что об этом попросила мой издатель и подруга Надя Соловьева. Вспомнить, как он заснул на этом «Оливере Твисте», а потом мы ели кресс-салат и мясо в небольшом ресторанчике. И его дурацкий галстук с Микки Маусом, который сводил на нет весь пафос дорогого костюма, показывая, что передо мной наш человек. Поблагодарить за приглашение, по которому мне сделали визу, потом и еще одну, в общем, поблагодарить за Лондон, который с его помощью распахнул мне свои объятия. С тех пор мы не пересекались, потому что он постоянно жил в Лондоне, в Москве бывал крайне редко, постоянно летал по делам, да и моя гастрольная деятельность не давала ездить туда, куда хочется. Я иногда пересекалась с его сыном, Володей-младшим, что как раз стоит с ним рядом и радостно мне улыбается.

– Папа, это Алена, – говорит Володя-младший несколько смущенно.

После этой фразы в глазах у старшего появляется еще большее недоумение. Тут до меня наконец доходит идиотизм ситуации. Никто не собирается заключать меня в объятия, так как не узнает. За эти секунды в моем сердце родилась буря. Вся позитивная энергия, направленная на Володю-старшего, наткнувшись на стену неузнавания, превратилась в негативную.

– Ты – мудак, – сказала я ему и треснула по спине сиреневой шелковой сумочкой «Кристиан Диор».

Такие слова были вполне уместны во времена нашего предыдущего общения. Он испуганно подпрыгнул и бросился бежать вверх по лестнице. Бедный Володя-младший, умоляюще посмотрев на меня, бросился его догонять. Вокруг, что называется, немая сцена.

– Что это было? – невозмутимо спросил меня мой парень.

Я стояла в нежно-сиреневом шелковом платье, в серебряных туфельках, с длинными белокурыми локонами, обрамляющими красное, перекошенное, злое, обиженное лицо.

– Как он мог меня не узнать? Я что, так сильно изменилась? Так постарела? – слезы были уже на подходе.

– Не вздумай реветь. Ты не изменилась, а если даже и так, то только в лучшую сторону.

– Как можно не узнать человека, который жил у тебя дома, которому ты делал визу и с кем ходил в театр?

– А когда это было?

– Когда-когда, в девяносто третьем году! – сказала я, отвернувшись, потому что слезы все же покатились.

– В девяносто третьем? Ты шутишь? Сейчас 2013-й! Прошло двадцать лет!

Я удивленно посмотрела на него сквозь слезы. Мы захохотали! Двадцать лет! Я не заметила, что прошло столько времени. Те воспоминания были для меня настолько яркими, что не потускнели за двадцать лет!

Я ведь действительно тогда была совсем начинающая артистка, никто и звать никак, первый раз увидела Лондон, первый раз была на настоящем мюзикле. Похожая на мальчишку, худая, с короткой стрижкой, восторженная провинциалка. Восторженности, по-видимому, не убавилось, раз я так радостно кинулась ему навстречу.