Счастье без правил - Алена Свиридова

Я долго не могла понять, что во мне может так сильно действовать на противоположный пол? Чувство юмора? О да, со мной весело. Я – свой парень. Но всегда держу дистанцию, а при попытках ее нарушить могу и навалять хорошенько. Возможно, это чувство собственного достоинства? «Ты не красивая, – уже в студенческие годы сказал мне один очень хороший художник в ответ на мой вопрос. – Ты очень живая и клевая, к тебе тянет. С тобой интересно. Это надежнее красоты».

Ну и прекрасно! Я надула губы и чуть-чуть обиделась. Но потом поразмыслила и пришла к выводу.

В ванной очень светло, но зеркало Правды имеет собственную подсветку, как в операционной, чтобы уже наверняка. Произведя анализ, оно выдает информацию безо всяких сантиментов:

– У тебя выросли усы, дорогуша! Не такие, конечно, как у Буденного, но будь бдительна! Видишь маленькие черненькие волоски над губой? Выдери их пинцетом.

– Откуда у меня черненькие, я же блондинка! – не верю я.

– Оттуда, – гнусно ухмыляясь, отвечает оно.

И добавляет:

– В нос тоже загляни! Что там за кусты?

Все просто: увеличение в восемь раз позволяет тебе увидеть в носу не только кусты, но даже мозги, если ты исхитришься так высоко задрать голову.

Я подхожу к этому детектору лжи и решаюсь проанализировать себя, беспристрастно и как бы со стороны. Надо же, старушка, едрена вошь! Вот же падлы какие!

Итак, из изменений, видимых невооруженным глазом, самое очевидное это то, что глаз надо вооружать. То есть разница между обычным зеркалом и зеркалом правды – огромна. В обычном зеркале вообще все прекрасно – такой хороший, слегка замыленный общий план. Ты не увидишь в нем ни предательский волосок, который вырос там, где не надо, ни мелких морщинок, ни закупоренные поры на носу, ни зелени, застрявшей в зубах, ни осыпавшиеся тени в уголках глаз. А это, согласитесь, опасно, как выйти из дому в поехавших колготках. Потеря контроля.

Зеркало Правды висит у меня уже давно, идею я свистнула из хороших гостиниц. Оно отлично подходит для того, чтобы самостоятельно делать чистку лица и другие ювелирные работы. Теперь придется признаться, что даже накраситься прилично без него уже не получится. Словно пограничник, оно не выпустит тебя из страны, не проверив, в порядке ли твои документы. Такое же, только маленькое, лежит в сумочке, на всякий случай.

Смотреть на экран монитора без очков, увы, тоже не получается. Хотя на айфон вполне получается, но с хитрым прищуром. Не сказать, чтобы это произошло вдруг. Вчера. Нет. Первые признаки того, что Зоркий Сокол уже не тот, что прежде, я обнаружила где-то после сорока, когда однажды в полутемном зале ресторана не смогла прочесть, что написано в меню. Я настолько растерялась от этой внезапно возникшей немощи, что запаниковала.

– Слушай, что-то мне здесь не нравится, – сказала своему приятелю, – и темно, как в гробу. Пойдем лучше в другое место.

– Не капризничай, – сказал мне мой друг, достал из сумки футляр, водрузил на нос очки в тоненькой золотой оправе и приступил к изучению меню.

– Ни разу не видела тебя в очках, – удивленно сказала я.

– Это возрастное, – беспечно ответил мой друг. – Для чтения, тебе еще рано. Можно я сам закажу на двоих? Здесь сумасшедшая баранина. Доверься мне!

– Давай! – я с облегчением отложила меню подальше от себя. – Баранина – это круто! И овощи на гриле. Кстати, прикольные очки! – зашла я издалека. – Тебе идут! Дай-ка посмотреть! – и я протянула руку.

Круглые стекла отразили силуэт лампы над головой, тонкая золотая оправа показалась очень солидной – такие очки носят профессора Оксфорда или Кембриджа. Я покрутила их в руках, вспомнив басню Крылова, которую с воодушевлением читала наизусть года в три с половиной. Родители записали мое выступление на магнитофон: «То к темю их плизьмет, то их на хвост нанизет, то их понюхает, то их полизет – оцьки не действуют никак! Тьфу плопасть! Видно, тот дулак, кто слушает людских всех влак!»

Я надела очки. И они подействовали. Резкость сразу навелась, как в оптическом прицеле. Я принялась читать меню. «А тебе идет, – сказал, улыбнувшись, мой приятель. – Такая сексуальная училка!»

На следующий день я пошла в магазин и провела там полдня, в результате заказав две пары стильных очков.

«Многие носят очки с самого детства, а у меня зрение упало после родов», – сказала я себе. Гипотеза эта, честно говоря, была моя собственная, никак не подтвержденная наукой. «Но ведь женщины сплошь и рядом во время беременности и после родов теряют зубы и волосы. Мало того, грудь обвисает, кожа на животе растягивается, вены на ногах выбухают, да мало ли что, – убеждала я себя. – У меня только зрение, ничего страшного!»

Свалив, таким образом, груз возраста на ни в чем не повинного ребенка, я успокоилась и воспряла духом. «Хорошо, что у меня плюс, – я показала своему отражению язык. – Стекла увеличивают глаза. Даже очень красиво! А вот, не дай бог, был бы у меня минус, глаза в очках показались бы совсем маленькими, просто буравчики какие-то были бы». Я полюбовалась своими увеличенными глазами.

Стильные очки меня не портили, да и носила я их только дома, когда читала или работала за компьютером. В ресторанах стала выбирать место у окна.

Следующий конфуз случился не скоро, лет через пять. Меня пригласили в Минск в качестве ведущей национальной премии. Я с радостью согласилась. Выйдя из поезда, я вдохнула прозрачный воздух и в очередной раз обрадовалась чистоте перронов и самого здания вокзала.

Здравствуй, Минск! Яркая зелень, летом так заботливо укрывающая город от пыли и горячего солнца, уже начала светиться осенним золотом и багрянцем всех оттенков. Даже панели новостроек, когда на них падал отраженный от лип и кленов свет, приобретали благородную патину. Здесь почти все осталось, как прежде. Район железнодорожного вокзала занимал в моей минской жизни особое место. Вот конечная остановка, где я, купив в киоске бублик или пирожок с повидлом, садилась на тридцатый автобус и ехала домой на улицу Калиновского. Вот булочная, куда я тайно ходила обедать, игнорируя школьную столовую с котлетами и супом. «Кофе с молоком за шестнадцать копеек и отрежьте мне кекса столичного на десять копеек, пожалуйста!» А вон там, возле скверика, видите старинный красный кирпичный дом? Это моя школа. Одно из немногих дореволюционных зданий, уцелевших в Минске после войны. Бывшая женская гимназия. Когда мы носились по коридорам, Владимир Иванович, наш директор, выходил из кабинета и очень интеллигентно объяснял, что фраза «Чтоб вам провалиться» может иметь буквальное значение – деревянные перекрытия дышали на ладан. А там, по другую сторону сквера, – магазинчик, где я всегда покупала себе любимые белые носки и гольфы Брестской чулочно-носочной, а по-белорусски «панчошна-шкарпэтачнай» фабрики. Фабрика до сих пор функционирует, магазинчик стоит себе, продает носочки. Кафе и рестораны носят те же самые названия. Это умиляет. Не хочу перемен в своих воспоминаниях.