Лила, Лила - Мартин Сутер

Он нырнул в атмосферу разноцветного табачного дыма, расплывчатых лиц, возбужденных голосов и физически ощутимого басового ритма и начал высматривать Мари. Несколько раз ему показалось, что он видит ее в бегущем по залу конусе света, но, пробившись к тому месту, где вот только что мелькнуло ее лицо, ее плечо, ее волосы, не находил никого, даже отдаленно на нее похожего.

Он уже хотел бросить поиски, как вдруг заметил Ролли, который тщетно пытался привлечь к себе внимание бармена. Ролли здесь – так, может, и остальные неподалеку?

Увидев его, Ролли воскликнул:

– Разве уже так поздно?

– Я ушел раньше. А где остальные?

– Только что ушли.

– Куда?

– Домой.

– Уже?

– Девушка, что сидела с нами…

– Мари.

– Да, Мари. Она решила уйти. Ну, и Ральф, понятно, тоже собрался.

– Понятно.

– И все остальные тоже.

Бармен соблаговолил наконец заметить Ролли, крикнул:

– Что вам?

– Пиво.

– А тебе? – Этот вопрос был адресован Давиду.

– Ничего.

Бармен отвернулся.

– Слушай, давай выпьем, а? – просительно сказал Ролли.

Но Давиду пить не хотелось. В подпитии Ролли всегда впадал в меланхолию. А у Давида и без того настроение хуже некуда.

Улицы обезлюдели. Изредка проезжал автомобиль. Иногда Давиду удавалось разглядеть лица пассажиров, освещенные огоньками сигарет.

Из ярко освещенного клуба доносилась громкая музыка. Несколько посетителей стояли на тротуаре, курили зелье, которое внутри курить не разрешалось.

Давид пошел дальше. Музыка мало-помалу затихала, и скоро его шаги совсем заглушили ее. Один раз он оглянулся: издалека огни клуба напоминали маленькую деревушку возле пустынного шоссе.

Во тьме над головой угадывался облачный покров, день завтра опять будет серый, пасмурный. Он старался не думать о том, где сейчас Мари. И чувствовал себя препаршиво.

В квартире было холодновато, как всегда в это время. Центральное отопление работало по программе: с десяти вечера давало минимальный нагрев и только с шести утра действовало на полную мощность. Давид жил на самом верхнем этаже, и, когда приходил с работы домой, батареи были совершенно холодные.

Он достал из холодильника банку пива, сел на кровать и пробежался по телеканалам. Попурри из рождественских фильмов, реклама нон-стоп и мягкое порно, не вызывавшее ни малейшего интереса.

Выключив телевизор, Давид безучастно скользнул взглядом по ночному столику, из совершенно непонятных соображений купленному несколько часов назад. На желтой мраморной крышке виднелась трещинка, он только сейчас ее заметил. Ящик перекошен. На передней его стенке виднелись следы инструмента, которым, наверно, пытались выправить перекос.

Давид сходил на кухню за отверткой и тоже взялся за ящик.

Его старания не пропали втуне, и уже очень скоро ящик сдвинулся с места. Давид поднажал еще. Гвозди, скреплявшие переднюю стенку ящика с боковинами, со скрипом отошли. Этого он не хотел. Отложил отвертку и решил с утра пораньше подмазать мылом, как советовал продавец.

Но когда встал, собираясь пойти на кухню, сквозь щель, возникшую в результате его дилетантских усилий, увидел, что в ящике что-то есть. Снова взялся за отвертку и окончательно оторвал переднюю стенку.

Внутри лежала пачка пожелтевших страниц.

На верхней заглавными буквами было написано: «СОФИ, СОФИ». Ниже стояла фамилия автора: Альфред Дустер.

Давид открыл вторую страницу. Первая фраза плотного текста гласила:

Это история Петера и Софи. Господи, сделай так, чтобы она не кончилась печально.

Давид начал читать.

Об «Эскине» Мари уже слыхала. Заведение считалось неоальтернативным. Однако после минималистского дизайна «Звездолета» поистине радовало глаз. Если присмотреться поближе, старомодность его выглядела, пожалуй, слегка аффектированно, а обшарпанность – слегка искусственно, но большой зал дышал уютом, который распространялся и на посетителей.

К сожалению, зал был безнадежно переполнен. Все кресла, и диваны, и столики заняты, барные стойки облеплены людьми, вокруг высоких столиков закусочной народ стоял в два ряда.

Мари совсем не улыбалось торчать в очереди, потихоньку отвоевывая себе клочок стола. Она уже хотела уйти, когда какой-то парень вдруг спросил, не ищет ли она место. Одет вроде не как официант, но в руках поднос с пустыми стаканами и полными пепельницами.

Он посадил ее за стол, где расположилась компания, которая сразу ей понравилась. Шестеро мужчин, две женщины, все ненамного старше ее и явно здешние завсегдатаи. Один, по имени Ральф, представил остальных:

– Это Сильви. Она учит молодежь рисовать старые башмаки. Сандра следит, чтобы пассажиры, покидая самолет, не надували спасательные жилеты. Роже сочиняет рекламные тексты, которых никто не читает. А Ролли заботится о том, чтобы даже для тех, кто надумает их прочитать, они оставались нечитабельны. Келли проигрывает архитектурные конкурсы. По вине Боба у всех на телеэкране такие глубокие морщины. А Серджо занимается искусством и не терпит над ним насмешек. Ну а ты?

Мари постаралась ответить в том же тоне:

– Я развешиваю в витринах рождественские шары, а заодно пытаюсь подготовиться к экзаменам на аттестат. А как насчет тебя?

– Я обеспечиваю литературный уровень грузовых реестров и инструкций по эксплуатации.

Именно это и требовалось Мари, чтобы отделаться от непривычного чувства одиночества, – немножко подурачиться в обществе людей, которые симпатизируют друг другу и домой пока не собираются.

С женщинами у нее тотчас установился контакт. С Сильви, у которой не угадаешь, всерьез она говорит или нет, ведь низкий голос так странно контрастирует с ее хрупкой внешностью. И с Сандрой, стюардессой, которая в одну секунду плавно превращалась из светской львицы в закадычного кореша, и наоборот. Похоже, Сандра близко дружила с Бобом, мускулистым, немногословным телеоператором, и его приятелем Келли, архитектором, который с каждым бокалом шампанского все больше терял контроль над своими веками и руками.

Текстовик Роже состязался с Ральфом в каламбурах. А график Ролли изображал его тренера.

Художник Серджо разыгрывал из себя тренера Ральфа, хотя тот отнюдь в этом не нуждался. Он был тут самый остроумный и находчивый из всех, бесспорный чемпион компании.

Довольно скоро выяснилось, что, представившись переводчиком технических текстов, Ральф слегка слукавил. В первую очередь он был писателем, а попутно знатоком Реймонда Карвера, Ричарда Форда и Джона Апдайка – авторов, вполне симпатичных и самой Мари.