Книги онлайн и без регистрации » Романы » Река моих сожалений - Медина Мирай

Река моих сожалений - Медина Мирай

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 48
Перейти на страницу:

Я встал с пола и осмотрел хаос, искусственно созданный Ганном, и я говорю не о тех вещах, которые он сбрасывал от злости. В поисках вдохновения творческие люди могут совершать самые безумные и удивительные поступки. Например, снять старую, затхлую квартирку на краю города, чтобы писать там песни, или сбежать с какого-нибудь важного мероприятия, потому что их посетила муза, и мчаться в какую-нибудь глушь, чтобы поймать ее за руку и выжать из нее по максимуму. Наверняка Ганн как раз уехал в эту самую квартиру. Подальше от меня – убийцы вдохновения, навстречу духовному заключению и самоистязанию. Только так и рождаются настоящие шедевры. Так становятся великими.

Три часа ночи. Меня начало клонить в сон. От огней ночного Лос-Анджелеса уже рябило в глазах, но я продолжал сидеть на подоконнике у закрытого окна и рисовать на стекле невидимые рисунки. Неосознанно у меня получилось сердце. Через секунду оно раскололось несколькими резкими движениями пальца.

Телевизор работал тихо, чтобы наполнить жизнью эту тихую обитель хотя бы так, через экран, не передающий всех красок и эмоций. Главное – чтобы кто-то говорил, неважно о чем. Так я чувствовал себя в безопасности и не вздрагивал от любого шороха в соседних комнатах. Это был самообман, но он действовал.

Следующим невидимым рисунком на окне стала гитара. Я понимал, что она получилась кривой, но в свете фоновых огней, под прозрачной ширмой моей фантазии она оживала и звучала в моей голове. Я нехотя вспомнил мелодию песни Колдера – мозг сам выдает ее первой. Быть может, потому, что она была последней из услышанных мной. А может, потому, что она мне понравилась. Теплая, нежно обволакивающая, замедляющая сердцебиение, растворяющая злость. Услышать бы ее еще разок.

– Да, ты прав. Я завидую ему, – признался я воображаемому Ганну. – Он лучше меня, а я не могу быть таким, как он. Я нашел себя. Быть может, мое естество и состоит из подлости, легко воспламеняющейся ненависти, зависти и прочих грехов, но я есть я. Это мои настоящие, неизменные, так горячо любимые и одновременно ненавистные составляющие, делающие меня мной и отличающие меня от других.

Но порой я задумывался, хочу ли всегда быть таким.

Стань я чуть лучше – не мучился бы с извинением, не унижал бы Колдера перед всем клубом, не укорял бы себя из-за невозможности быть как он, потому что ненавижу подражать, быть другим, быть как все. Даже если станет опасно и все будут спасаться, я останусь на месте в ожидании смерти из-за проклятого упрямства и детской капризности.

Лучше умереть, чем быть как все, – с таким утверждением я жил несколько лет, но в последний год стал в этом сомневаться. С недавних пор я вообще стал во многом сомневаться. Например, стоит ли извиняться перед тем, перед кем извиняться не хочется? И сразу другой вопрос: ради чего?

Для меня ответ был очевиден: ради наркотиков, белого яда, как я всегда его называл, напоминая себе, что он смертелен. Стоит хоть немного ошибиться в дозе – и ты уже на небесах.

И я принял решение извиниться перед Колдером. Ради наркотиков. И покоя Ганна. И во избежание грязных слухов.

5

Напророченная Ганном скандальная статья не вышла на следующее утро. Она вышла через сутки.

К девяти часам я выбрался из дома после очередной бессонной ночи, чтобы прогуляться по Лидстрип-стрит. Днем эта улица ничем не отличалась от большинства улиц города: пустые кафешки, закрытые клубы, книжные лавки, кишащие людьми, потрескавшийся асфальт, по которому проезжали дешевые машины, давно сошедшие с конвейера. Люди представляют себе жизнь в Лос-Анджелесе волшебной, богатой, дорогой и недоступной, но так только в центре города и в некоторых местах на окраине.

Поверьте, не все жители этого богемного города имеют пару десятков тысяч долларов на счете в банке. Некоторые едва сводят концы с концами, и днем нередко можно заметить в запыленных жарких уголках на той же Лидстрип-стрит парочку попрошаек. Хотя я знаю, что больше половины из них под колпаком и богаче обычных работяг, я не раз подкидывал им доллар-другой. Было ли это зарождением моего милосердия с состраданием или же искрой лицемерия и набиванием себе цены – сложно было сказать.

Но вот я вновь остановился у какого-то бедолаги лет сорока. Он опустил голову, сидя на своем низком деревянном стуле, и щелкал пальцами. Я вручил ему пару долларов, но он, как это обычно бывает, не потянулся за деньгами, даже не поднял на меня свои блеклые синие глаза и не разомкнул губ на морщинистом лице.

Я чувствовал на себе взгляды посторонних, было ощущение сродни тому, как если бы меня голого лапало с десяток грязных липких рук.

Тогда я положил деньги на землю и свернул за угол, чтобы спрятаться от любопытных глаз.

Порой щедрость людей вызывала у меня уважение, когда я видел, как они подают нуждающимся, но сам стеснялся этого, мысленно ставя себя выше других.

«Если бы не Ганн, я мог бы оказаться на их месте», – от этой мысли по телу пробежала волна дрожи.

Нет, я никогда не стану никого о чем-то просить. Это низко. Лучше найти способ решить проблему самому и не переживать из-за нависшего долга.

На скамейке возле книжного магазина я заметил двух особ лет тринадцати, зачитывающихся свежей газетой. Они противно улыбались, хихикали в кулаки и что-то шептали друг другу на ухо, пока взгляд одной из них не упал на меня.

– Это он! – шепнула она.

Сделав вид, что ничего не видел, я быстрым шагом направился к светофору, чтобы вернуться домой.

Но лучше бы я туда не возвращался.

Ганн встретил меня в коридоре. Сразу было видно, что он только из душа, и это не из-за влажного пара, исходившего из ванной.

На Ганне были черные брюки, белая рубашка с завернутыми рукавами, галстук и новенькие лакированные черные туфли. Обычно неопрятные распущенные волосы вымыты, расчесаны и собраны в низкий хвост, щетина коротко и аккуратно подстрижена, осанка выпрямлена. Любой другой решил бы, что он идеальный работник в какой-нибудь брокерской компании. Но я слишком хорошо знал этот образ. Я видел, как он создавался, и знал, когда Ганн его принимал.

На черном бархатном стуле рядом с зеркалом стоял бумажный розовый пакет размером с телевизор. Из него выглядывало бежевое пушистое ушко плюшевой игрушки. У девочки, которой Ганн собирался ее подарить, вся палата была завалена такими подарками, но он все дарил и дарил, покупал и покупал в надежде, что с этими игрушками она станет меньше бояться. Он верил, что чем больше игрушек, тем меньше страх его родной десятилетней дочери перед смертью.

– Ты уже читал ту статью? – спросил Ганн, не глядя на меня.

В те дни, когда ему предстояло навестить дочь, он терял связь с реальностью и хотя бы на несколько часов забывал о том, что он музыкант, кумир, наркоман, алкоголик и двинутая творческая личность. В такие моменты Ганн думал лишь о том, что он отец, семьянин без счастливой семьи, заботливый человек, любящий дарить своему ребенку подарки и видеть его улыбки.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 48
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?