Расколотый мир - Феликс Гилман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Агата поднялась.
— Береги себя.
— Постараюсь.
Агата быстро повернулась и ушла.
Крякнув от усилия, Магфрид подхватил тяжелые чемоданы Лив и взгромоздил их на запятки экипажа. Лошади фыркали, выдувая из ноздрей холодный утренний воздух, били копытами по гравию но дворе Август-холла. Факультет еще спал — вокруг не было никого, кроме лошадей, кучера да пары любопытных павлинов. Лив и Агата обнялись на прощание; кучер курил, стоя рядом. Лив и не заметила, как забралась в экипаж; перед отъездом она приняла четыре капли успокоительного, чтобы побороть страх, и была слегка заторможена.
Кучер щелкнул кнутом, и лошади тронулись. Жребий брошен. Сердце Лив бешено заколотилось. На коленях лежали «История Запада для детей» и последний номер «Мессенбургского Королевского психологического вестника», на груди тикали нелепые золотые часы. Она обнаружила, что эта троица неплохо успокаивает. Магфрид, с застывшей на лице улыбкой, сидел рядом. Гравий хрустел, липы уносились прочь, высокие железные ворота факультета высились впереди, словно горы. Агата подобрала юбки и какое-то время бежала следом за экипажем. Лив помахала ей рукой и нечаянно выронила журнал из окна. Ветер подхватил его, унес, и он упал на дорогу позади экипажа. Кучер хотел остановиться, но Лив приказала ему:
— Гони, гони!
Рассекая мрак, пароход шел из Гумбольдта на юг по нейтральной акватории через красный тростник. По берегам важно вышагивали длинноногие цапли. Судно ревущим захватчиком вторглось в их тихий илистый мирок. Сверкающая золотом черная громада, из чьих окон неслись бурные фортепианные раскаты, вспугивает птиц, и те взвиваются в воздух, как если бы прогремел выстрел... Но это всего лишь частное плавучее казино, зафрахтованное в Барониях Дельты; с тремя палубами музыки, выпивки, шлюх, жуликов, бизнесменов, бездельников — и без единой пушки.
Лопасти огромного гребного колеса с грохотом и плеском обрушиваются в воду (холмовиков, его крутивших, заперли внизу). Пурпурно-голубой раскраски пароход с медной обшивкой и гирляндами развевающихся флажков смотрится в свете факелов весьма эффектно. Юноша в полосатом костюме перегибается через борт; пока его рвет, подруга, улучив момент, пытается обчистить его карманы. Шесть белобрысых зажиточных фермеров рука об руку выходят из бара, пошатываясь и горланя песню о войне. Полбара блестит разбитым стеклом и пролитым виски. Пароход качается, пьяный хоровод мужчин и женщин вьется вокруг рулетки, игорных столов. Игроки крепко вцепились в свои карты, перед ними небольшие кучки монет да помятые, пропотевшие банкноты.
Повсюду громко разговаривают о сексе, бизнесе, преступлениях, о войне и планах на послевоенное время — эта тема неизменно вызывает смех. Человек с острым умом и хорошим слухом собрал бы здесь немало бесценной информации, а Кридмур соображает неплохо и слышит, как лиса. Но, по счастью, он уже на пенсии и поэтому пропускает всю эту болтовню мимо ушей. Ему нравится находиться среди людей, он любит шум и запах толпы. Здесь не найти покоя. Покоя нет и не будет никогда. Но он довольствуется и этим.
Кридмур сидит в полутемном углу и играет в карты с незнакомцами. Спиной к стене, на всякий случай.
Они играют в Старую Игру. Колодой, какие бытовали в городах Дельты: ружья, лопаты, волки, кости. Здесь все решают хитрость и блеф. Кридмур в этом преуспел. Один из игроков носит очки и зеленый галстук и кажется богачом, другой, лысый мужчина в коричневом костюме, с виду небогат. Третий — глуповатый паренек по имени Баффо, севший на пароход этим утром в захолустном городишке Лезард. Башмаки его перепачканы кровью, но при нем мешок звонких золотых монет. Вопросов никто не задает. На коленях у Баффо — черноволосая зеленоглазая девица, которой, похоже, нравится, как Кридмур ей улыбается. Вечер изрядно истощил карманы всех, кроме Кридмура и девушки — та в игре не участвует.
Кридмур взошел на борт два дня назад в Гумбольдте, где его выследили старые враги. Он сидел на крашеной скамейке набережной, наблюдая за гуляющими девушками в синих и зеленых летних платьицах, когда пахнуло дымом и его покой нарушил звук Локомотивов. Он почуял, как черная служебная машина подъехала по грунтовой дороге за спиной, даже раньше, чем увидел ее. Аинвйные. Он вскочил, быстрым шагом невозмутимо прошел по причалу и купил билет на первый же пароход. В прежние времена он остался бы и дал врагу бой, но теперь устал от сражений. В любом случае, в Гумбольдте он оказался проездом, объезжая Холмы Сорокопута. В последний раз он бывал в тех краях тридцать лет назад, когда холмы устилало множество сонных деревушек. Теперь же, к великой его досаде, холмы сровняла и застроила Линия: на месте ферм встали заводы, леса повырубили, а в холмах открыли рудники, где добывалась пища, призванная утолить ненасытный и священный голод Локомотивов.
На корабле он вполне счастлив. В любом случае, особой цели в его путешествии нет. В последний раз он слышал Зов шесть лет назад. От хозяев невозможно сбежать или скрыться, но он приложил все усилия, чтобы казаться ленивым и бесполезным человеком, отжившим свое. Пока у него получалось неплохо. Он считал себя пускай на время, но свободным.
Деньги продолжали переходить из рук в руки. Богато одетый господин в галстуке печально улыбнулся и подбросил в воздухе последние смятые банкноты. Кридмур ловко их подхватил.
— Да вы сам дьявол, сэр!
— Не сегодня, — улыбается Кридмур.
Каштановые волосы Кридмура уже начали седеть и редеть, а лицо — краснеть, морщиниться и грубеть. Он похож на выходца из ландройских крестьян, и это впечатление соответствует истине. Увидев его улыбку, можно решить, что он еще довольно молод; застав же его в минуты, когда он уверен, что рядом никого, — счесть столетним старцем Быстро теряющая деньги троица за его столом видела перед собой обычного старика Кридмур не сомневался, что по меньшей мере двое из них были бы не прочь наставить на него пистолет, но надеялся, что у них хватит ума не делать этого.
Рядом росла гора монет и купюр — большая, блестящая и красивая. Богато одетый господин пьяным шагом вышел вон, проклиная всех и вся, а зеленоглазая брюнетка перебралась на колени Кридмура.
Баффо презрительно ухмыльнулся и сплюнул на пол.
— Я попросил бы так больше не делать, — сказал Кридмур. — Это неприлично.
Налитые кровью глаза Баффо сузились, нога начала подергиваться. Похоже, он не спал несколько суток. Пялясь в карты, он бормочет: «Старый дурак», «Шлюха» — последнее, конечно, относится к девушке. Он повторяет: «Шлюха, шлюха, шлюха!» Девица весело и звонко смеется. Кридмуру она нравится, несмотря на уродливый черный жировик на губе, и он с удовольствием обнимает ее.
На следующее утро, когда он проснулся в своей каюте, голова болела так невыносимо, что он подумал, что его призывают прежние хозяева. Они обычно так и заявляли о своем присутствии: болью, шумом, запахами гари и крови. Кридмур стал оправдываться, просить прощения, но в ответ не услышал ни звука и вскоре понял, что это просто похмелье.