Оноре де Бальзак - Анри Труайя

Людовик XVIII, которого многие считали рохлей, оказался политиком дальновидным. Герцог Ангулемский, племянник и официальный представитель короля, призывал забыть о прошлом, проповедовал национальное примирение, свободу вероисповедания, обещал процветание. Можно ли было не верить ему? Дважды он приезжал в Тур, восхваляя дядюшку. Во время второго визита, 16 августа 1814 года, один из представителей городской знати, господин Папийон, дал бал. Отзвук этих событий можно найти на страницах «Лилии долины»: молодой рассказчик Феликс де Ванденес – это, без сомнения, сам пятнадцатилетний Оноре.

Мать заказала для него ярко-синий костюм – он должен присутствовать на торжественном приеме. Шелковые чулки, новые туфли, рубашка с жабо сделали свое дело – школьник ощутил себя галантным кавалером. «…я проскользнул в шатер, воздвигнутый в саду при доме Папийон, и очутился рядом с креслом, на котором восседал герцог… Крики „ура“ и возгласы: „Да здравствует герцог Ангулемский! Да здравствует король! Да здравствует династия Бурбонов!“ – заглушали звон литавр и бравурные звуки военного оркестра. То была вспышка верноподданнических чувств, где каждый стремился превзойти самого себя в неудержимом порыве навстречу восходящему солнцу Бурбонов; но при виде этого проявления корыстных интересов я остался холоден, проникся сознанием своего ничтожества и замкнулся в себе».[5]

Оноре, потерявший голову от происходящего, опустился на диванчик рядом с женщиной, красота которой и запах духов ошеломили его. Удивительными показались плечи незнакомки, «слегка розоватые, точно красневшие от стыда, что люди видят их обнаженными». Дрожа от желания, незаметно приподнялся, чтобы лучше рассмотреть корсаж, и был ослеплен «ее грудью, стыдливо прикрытой светло-голубым газом, сквозь который все же просвечивали два совершенных по форме полушария, уютно покоившиеся среди волн кружев». В мгновение ока лишившись рассудка, он бросился на соседку, покрывая поцелуями эти плечи. Смущенная дама оттолкнула его. «Мне стало стыдно за себя. Я сидел ошеломленный, смакуя сладость только что украденного плода, ощущая на губах теплоту ее тела, и провожал взглядом эту богиню, словно сошедшую с небес».

Внезапный переход из детства в зрелость поразил Оноре своей не поддающейся контролю необузданностью. Женщина перестала быть для него эфемерным существом, обрела плоть и кровь, запах, стала осязаемой, необходимой для утоления голода, который он ощущал физически, до боли. В жизни беспокойного, ненасытного подростка начался новый период – мечты о славе на поприще искусства, в политике и в свете мешались с почти животным желанием обладания женщиной. Он хотел как можно быстрее расстаться с коллежем, чтобы схватить в охапку весь мир и встретить особу, занимающую высокое положение в обществе, которая посвятила бы его во все любовные секреты.

Будто в ответ на его пожелания, семья решает сменить место и образ жизни. Первого ноября 1814 года Бернар-Франсуа узнает, что его назначили руководить снабжением армейской дивизии Парижа. Он обязан этим продвижением сыну своего старинного покровителя – Огюсту Думерку. Его годовое жалованье составит семь с половиной тысяч франков. Решительно король – это к лучшему! В свои шестьдесят восемь лет господин Бальзак вновь полон сил и готов к бою. Дом продан за сорок тысяч франков в присутствии нотариуса ввиду скорого переезда. Чемоданы собраны. Слова прощания друзьям, но без излишнего сожаления. В середине ноября Бальзаки покидают Тур, чтобы обосноваться в Париже, на улице Тампль в квартале Марэ. Оноре видит в этом неожиданном событии предвестие собственных успехов вне школьной скамьи.

Париж без Наполеона! Оноре это казалось невозможным, но стало постыдной, размеренной реальностью. Жизнь продолжалась, будто ничего не случилось: переполненные театры, злословие в гостиных, свои завсегдатаи в ресторанах, дешевых харчевнях и модных лавках, консьержи и консьержки в неизменных тапочках, разносчики воды, мелкие торговцы, штопальщицы, угнездившиеся под козырьками входных дверей, пьяные рабочие, идущие вечером нетвердой походкой по плохо освещенным, разбитым улицам. Надо было приспосабливаться к неудобствам, и прежде всего к новому режиму.

У Бальзаков, как и у многих других, по вечерам зажигали свечи или масляную лампу, топили дровами, закупали провизию у мелких лавочников по соседству. Дядюшки, тетушки, кузены и кузины, принадлежавшие клану Саламбье, обитали в этой части Марэ – квартале не самых богатых буржуа и ремесленников. Эти добропорядочные люди благополучно пережили правление Людовика XVI, Революцию, Империю, теперь со смиренным скептицизмом приняли и Реставрацию. Им нужен был порядок, мир, достаток. Они много говорили о политике, предпочитая все же почитывать газеты в кафе, не афишируя своих взглядов подпиской на какое-то определенное издание: по «Le Quotidien» и «La Gazette de France» всегда можно узнать ультрароялиста, а по «Le Constitutionnel» или «Les Débats» – либерала. Просматривая все подряд, никогда не окажешься на стороне тех или других: в наступившие сложные времена подобная тактика была проявлением элементарного благоразумия.

Осторожность не чужда была и Бернару-Франсуа. Демонстрируя покорность и лояльность, он определил сына в учебное заведение, во главе которого стоял ярый монархист Жак-Франсуа Лепитр. Пансион располагался недалеко от дома, на улице Сен-Луи-о-Марэ, в старинном особняке. Директор, колченогий толстый человек, передвигался, опираясь на костыль. Когда-то он принимал участие в заговоре роялистов, пытавшихся выкрасть Марию-Антуанетту из Тампля. Их выдала горничная. Лепитр попал в тюрьму Консьержери, чудом ему удалось оправдаться, в отличие от своего сообщника Тулона он избежал гильотины. Когда к власти пришел Людовик XVIII, его наградили за преданность орденом Почетного легиона. Среди родителей учеников он слыл эрудитом (опубликовал «Историю обожаемых римлянами и греками богов, полубогов и героев»), человеком прямым, порядочным, строго придерживающимся традиций.

Дисциплина была строгой. Под неусыпным контролем учителей, умевших кому угодно испортить настроение, воспитанники вставали с рассветом, умывались холодной водой, наспех съедали чуть теплый завтрак и приступали к учебе: сначала повторяли пройденное накануне, затем, построившись, отправлялись в лицей Карла Великого. Счастливчики, у которых было немного денег, перед уходом проскальзывали к привратнику – небескорыстному соучастнику всех мелких делишек обитателей пансиона. За определенную сумму можно было рассчитывать, что он принесет запрещенную книгу, уладит дело с возвращением в неурочный час, напоит кофе со сливками, редкими и дорогими вследствие континентальной блокады. Оноре получал от матери столь скудные средства, что не мог оплачивать подобные роскошества. Когда его товарищи, подкупив цербера, убегали и увивались за барышнями, дарившими таинственные наслаждения, он ждал их возвращения и рассказов.

Не прошло и двух месяцев со дня его поступления в пансион Лепитра, как Париж с изумлением узнал о высадке Наполеона в заливе Жуан 28 февраля 1815 года. Ученики, тосковавшие по победам императора, с восторгом приняли это известие. И хотя директор заявил о необходимости немедленного наступления на узурпатора, со страстью обсуждали триумфальное продвижение своего героя по Франции. Смирившись, Людовик XVIII бежал в Гент, 20 марта Наполеон вступил в Париж. Лепитр оказался зажат со всех сторон: ему пришлось противостоять учащимся, забывшим о всякой сдержанности, сотрудникам, предъявлявшим всевозможные требования, родителям, окончательно сбитым с толку. Несмотря на угрозы наказания, которые сыпались на их головы, разбушевавшаяся молодежь сжигала белые флаги, распевала «Марсельезу» и «Veillons au salut de l’Empire», украшала лавровыми венками изображения императора. Но праздник оказался недолгим.