Рыцарь идет по следу! - Родион Белецкий

Тогда Рома показал себя с самой лучшей стороны. Не то что теперь. Ему было стыдно перед Юриком. Стыдно за то, что он так опозорился.

Рома сказал Юрику слабым голосом:

– Здесь прикольно.

– Тебя кто так? – отозвался Юрик, оглядывая тяжелым, недобрым взглядом новых одноклассников, столпившихся вокруг Ромы.

Рома, который все еще лежал на полу, улыбнулся. Нет, все-таки старая дружба – это вещь!

Оказывается, Юрика приняли в театральный класс, потому что освободилось одно место. Место ушедшего конопатого мальчика в меховой бейсболке. История не сохранила его имени, зато этот безымянный любитель Шекспира оказал Юре большую услугу. Сразу после его ухода бородатый Макар Семенович позвонил Юриному дедушке с заманчивым предложением, и Юрик примчался занять вакантное место. Пришел на «станок», а там его друг Рома без чувств на паркете лежит. Непорядок.

В раздевалке, после «станка», Рома рассказал Юрику про украденный кошелек.

– Интересно как! – возмутился Юрик. – Они, значит, на нас решили все свалить. Молодцы какие!

Молодцами он, конечно, назвал учеников театрального класса в переносном смысле.

Теперь они с Ромой будут держаться друг друга. И будет легче.

Рома вспомнил, как беззаботно жили они в лагере «Колосок». Там бы никому в голову не пришло устраивать бойкот. Может быть, потому что в летнем лагере отдыхают. Как бы не живут по-настоящему, переводят дух. А вот здесь настоящая жизнь. Без шуток.

Новенькие кучковались вокруг Ромы и Юрика. Даже здоровяк Сенин на переменах ходил недалеко от них. Вроде бы сам по себе, но и одновременно с ними вместе.

Старенькие вели себя так, словно сговорились. Не отвечали на вопросы новеньких, не передавали еду за общим столом, захлопывали перед их носом двери в классе. Решили, судя по всему, превратить их жизнь в настоящую муку.

Однажды, впрочем, старенькие пропустили новеньких вперед, в класс, перед началом урока. Но Рома со товарищи тут же поняли причину неожиданной вежливости. На доске была написана одна фраза: «Пошли вон из школы!»

Новенькие даже старались не смотреть в их сторону. А если и смотрели, то с презрением. А ведь это тяжело. Для того, кого бойкотируют, – это испытание. На акробатике, на «станке», на теории театра новеньким пришлось разбираться во всем самим. Помочь им было некому.

Юрика бойкот не смутил:

– Дураки, пусть молчат. Им же хуже.

Но видно было, что его, как и остальных новеньких, бойкот раздражал. Рома следил за старенькими краем глаза, не подавая вида. Старенькие то и дело подходили к Балте – такая фамилия была у девочки, хозяйки украденного кошелька. Одноклассники утешали Балту, бросая на новеньких недобрые взгляды. Еще Рома услышал обрывки фраз:

– …сперли, теперь фиг вернут… они, точно они… там во время прослушивания больше никого не было…

Речь, конечно, шла об украденном кошельке. Том самом, который таинственно исчез практически у Ромы на глазах. Пропал со стойки в раздевалке, словно испарился.

Один Катапотов при виде новеньких подмигивал им косым глазом, загадочно, словно знал какую-то тайну, но не хотел ею до поры до времени делиться. Старенькие Катапотова безоговорочно осуждали. Но не трогали. Как в книге у Роальда Даля про злых гигантов: гиганты никогда не станут есть своих же гигантов.

Заканчивалась первая неделя бойкота. Рома и Юрик стояли перед классом, который назывался «Пещера». На самом деле это был обычный класс. Просто название у него было необычное. Может быть, потому, что стены его затягивала черная материя. Дверь в «Пещеру» была открыта, но входить внутрь до звонка бородатый Макар Семенович запретил.

Мелодия из «Крестного отца» возвестила начало урока.

Когда входили в «Пещеру», новенькие пропустили стареньких вперед. Вернее будет сказать, старенькие нагло прошли в класс первыми и уселись на стулья, стоящие вдоль стены. А новеньким оставили низенькую лавку.

Что делать, пришлось садиться на лавку. Когда новенькие сели, плоские ножки лавки сложились, и она рухнула. Иоффе и Мицкевич стукнулись головами об стену. Алла Мирославская прищемила себе ногу и расплакалась.

Это было уже слишком.

Юрик пошел на стареньких, выставив лоб вперед и крепко сжав кулаки. Сенин и Мицкевич тоже поднялись и, не сговариваясь, двинули за Юрой. Девочки, как по команде, завизжали. Рома вызволял Мирославскую из-под лавки. Впрочем, он обязательно принял бы участие в драке, но в последний момент в «Пещере» появились бородатый Макар Семенович и Калина.

– Одумайтесь! – звонко крикнул Макар Семенович.

Школьников остановило непривычное слово «одумайтесь». Нечасто его услышишь по телевизору. Девочки перестали визжать. Но визг не прекратился. Все, и учителя, и взрослые, обернулись и удивленно посмотрели на громко визжащего Иоффе. Он с закрытыми глазами тянул дребезжащую ноту. Громко, отчаянно и с удовольствием.

– Иосиф, – позвала Калина.

Иоффе замолчал и открыл глаза. Огляделся вокруг, почесал тыльной стороной руки нос и сказал:

– Что?

Макар Семенович приказал всем собраться в классе физики. Шли школьники туда неохотно, предвкушая неприятный разговор. И ожидания оправдались.

Макар Семенович говорил убедительно, находя среди слушателей жертву и обращаясь непосредственно к ней. И несчастному ничего не оставалось, как кивать, пожимать плечами и делать брови домиком в ответ на гневные упреки.

– …Как вы смогли бы после этого (имелась в виду несостоявшаяся драка) сидеть друг с другом в одном классе?! Не говоря уже о том, чтобы выйти вместе на одну сцену?!

Калина стояла возле двери и смотрела в пол, всей своей позой показывая, как ей стыдно за весь класс.

Макар Семенович говорил негромко, без особенной подачи, но было понятно, что он искренне, тяжело переживает случившееся и хочет исправить ситуацию.

– Если бы мне захотелось смотреть драки, я бы пошел работать в секцию бокса или в Думу, на крайний случай. Но не в театральную школу!

Никто в классе не понял юмора. И не сказать, чтобы школьники слишком внимательно слушали. Рома параллельно думал о том, что будет, если, например, из рожка с кремом вытряхнуть весь крем и вставить в него сосиску? Будет ли полученное произведение считаться хот-догом? Рома давно уже хотел есть.

Макар Семенович повысил голос:

– Новенькие, старенькие? Какая разница?! Почему вы так друг друга ненавидите? Откуда эта ненависть?!

Не сказали дети бородатому Макару Семеновичу, откуда эта ненависть. Разве можно сказать учителю правду. Он поймет все не так, все растолкует по-своему. А уж если и дойдет до него информация, то он обязательно сделает выводы, ну совершенно неожиданные.

А когда выходили из класса, Рогов повернул к новеньким свое неприятное лицо с приплюснутым носом и сказал: