Не верь - Андрей Житков

— Не надорвешься?

— Не таких обламывал.

Их взгляды встретились, и сложно было определить, чьи биотоки ненависти были сильнее.

— Я покурю в тамбуре, — поднялся офицер, — а ребята тебе прочитают лекцию о первом годе службы в армии, — и он ушел. Призывник понимал, что остался один против троих, но отступать было поздно, да и не в его характере.

— Обычно, — заговорил один из старослужащих, — после прохождения курса молодого бойца и принятия присяги у нас происходит посвящение в зеленые. Но для тебя мы готовы сделать исключение и посвятить сейчас. — Он отстегнул ремень и пощелкал медной бляхой по ладони.

— Всего двадцать четыре раза по мягкому месту, даже почувствовать не успеешь, — усмехнулся другой.

— Может, через то место до тебя быстрее дойдет? — не остался в стороне и старый знакомый.

— Напрасно потеряете время. — Шумилин скосил глаза на полупустую бутылку. — Я детдомовский и тяжело поддаюсь воспитанию.

— А мы можем проверить.

Все трое поднялись одновременно. Затягивать далее не имело смысла, напасть первым — едва ли не единственный шанс одержать победу в неравной схватке. Был бы хоть простор, что для борца немаловажно, тогда бы еще шансы несколько уравнялись. Но, как говорится, выбирать не приходится. Виталик подсек ногой одного, метнулся к бутылке и расколол ее о голову другого, запах спирта распространился в купе. Он остался один на один с сержантом, которому уже успел доказать свое превосходство. Тот, которого он свалил первым, пытался подняться, но спортсмен успел вовремя приложиться носком полуботинка к его левому виску, теперь никто не мешал. В кисти Виталий сжимал стеклянную звездочку.

— Ты чего? — попятился перепуганный противник, но тут же уперся в откидной столик.

— Не двигаться! — услышал Шумилин за спиной голос офицера, которому шум в купе показался подозрительным и он вернулся. Шумилин повернул голову через плечо и заметил направленный на него ствол пистолета.

— Брось осколок и руки за голову, — последовала очередная команда. Дальнейшие действия новобранца, иначе, как криком отчаяния, не назовешь. Едва уловимым движением он кинул осколок назад и вскользь задел лицо капитана. Тут же пригнулся, обхватил горе сержанта и перебросил его через себя. В это время и выстрелил офицер. Сложно было в суматохе разобраться: то ли палец нечаянно нажал на спусковой крючок, то ли выстрел преследовал цель устрашения, а может быть, капитан стрелял на поражение Шумилина, но пуля угодила в сержанта. А второй раз нажать спусковой крючок уже не позволил Виталик. Капитан вытянулся на полу рядом с подчиненным, единственная между ними разница — он чувствовал боль ушибленного плеча, а тот уже ничего не ощущал. Пуля угодила в глаз, и смерть наступила мгновенно. Обильно кровоточащая рана привела офицера в ужас. Попытку подняться ему предотвращало его же табельное оружие, ствол которого шустрый призывник приставил к виску.

— Ладно, парень, пошутили и достаточно. — Капитан не узнал собственного голоса.

— Поздно, служивый, ты совершил убийство. Поднимайся, — и сам сел, но пистолет продолжал держать направленным на офицера, у которого заметно дрожали руки. — Что будем делать?

— Постараемся списать на несчастный случай, — искал выход собеседник. — Главное, чтобы все давали одинаковые показания.

Двое сослуживцев убитого давно пришли в себя и все видели, но помалкивали, полагаясь на старшего по званию. Офицер протянул руку.

— Отдай оружие и иди в свое купе, я все улажу.

Виталик после короткого раздумья решил подчиниться.

— Выпить можно, а то нервы на пределе? — спросил он.

— Разумеется. — Капитан сам налил ему полный стакан и подал. Шумилин опорожнил его залпом и от закуски отказался.

В купе призывники встретили его любопытными взглядами.

— Ну как аудиенция? — задал вопрос Гущин.

— Удовлетворительно, — неопределенно отозвался явно подавленный Виталий.

— А выстрел? — не отставал Аркадий.

— Какой выстрел? Ничего не слышал. Устал я, парни. — Он перекинул вещи со второй полки на третью и взобрался на освободившееся место. Разговаривать ни с кем не хотелось, тем более что-то объяснять. «Пусть капитан выкручивается», — подумал он, закрывая глаза и практически сразу проваливаясь в темноту.

А офицер выкрутился. Он сговорился со старослужащими и на ближайшей станции вызвал наряд милиции, свалив убийство на призывника. Он решил: раз новобранец не принял еще присяги — пусть с ним разбираются, как с гражданским лицом.

Снова с шумом, если не сказать с грохотом, отлетела в сторону дверь купе. Но теперь ворвались человека четыре в униформе ОМОНА.

— Кто Шумилин? — резко спросил один, по-видимому старший. Взоры призывников машинально устремились на верхнюю полку. Виталик же спал так крепко, что от шума лишь поморщился и перевернулся на другой бок, но не проснулся. Очнулся он уже лежа на полу лицом вниз в застегнутых за спиной наручниках. Профессионалы провели задержание быстро и без суеты.

— Я не убивал, — догадался призывник, что происходит. — Это капитан.

— Разберемся, — обронил старший, и две пары сильных рук поставили Виталия на ноги. Шумилин понял, что влип капитально. Когда его вывели, он заметил, как с перрона отъезжает машина с красным крестиком.

«Так и должно быть: одного в морг, значит, кого-то нужно и за решетку», — пронеслись в голове невеселые мысли.

Казалось, что следователь, среднего роста, полноватый, с залысиной на макушке, пропустил мимо ушей рассказ Шумилина. Его почему-то больше интересовала ссора в купе призывников и каким образом Виталику удалось завладеть табельным оружием офицера. Снятые свидетельские показания также не улучшали положения обвиняемого. Получалось так, что он ворвался в купе в тот момент, когда капитан снял портупею. Внезапность и мастерство борца помогли ему разбросать присутствующих и завладеть пистолетом. (Отпечатки пальцев, оказывается, затер капитан Ильин.) Сержант бросился к Шумилину вырывать огнестрельное оружие, за что и поплатился жизнью. Свидетели все, как один, утверждали, что нападавший был в невменяемом состоянии и от него разило водкой, что, собственно, и подтвердила врачебная экспертиза. От собственного бессилия Шумилин готов был стучать о стену головой в камере-одиночке. Несправедливость угнетала.

«Почему я, невиновный, должен губить молодость в колонии, — рассуждал он. — Если следствие неспособно выявить и наказать настоящего виновника, я-то тут при чем?» Он проклинал себя за доверие к капитану. Но постепенно пришел к выводу, что реальный ход событий изменить уже не в силах, и в голове впервые промелькнула мысль о побеге. Позже он неоднократно к ней возвращался. Хорошо, что в небольшом городке тюрьмы не было, и его содержали в камере отделения милиции. Но и из этой камеры побег маловероятен, а вот из кабинета следователя — над этим стоило всерьез задуматься. Да, на единственном окне — решетка, но дверь-то открыта. Оставалось придумать, как обмануть охрану за дверью. В конце концов Виталик составил простой и дерзкий план, и ему показалось, что он вполне осуществим.