Гроза над Цхинвалом - Александр Марков

Сергей такого добра на своем веку уже навидался и фотографироваться на фоне обезвреженной ракеты желания никакого не испытывал. Беляш – тем более. Он умудрился не выспаться, отчаянно зевал и равнодушно смотрел на окружающее задернутыми сонной поволокой глазами.

Где-то вдалеке пророкотал гром, но небо было чистым, и ничто не предвещало, что тучи начнут сгущаться. Откуда же тогда гром?

– Что гремит? – спросил у осетинского военного, который ведал выдачей аккредитации, Комов, протягивая ему фотографии своей группы. В комнате был установлен поляроид на треноге, но Сергей на всякий случай озаботился сделать фотографии заранее.

– А вы не догадываетесь?.. – сказал осетин.

Вероятно, он хотел завести разговор, поэтому и не ответил кратко. Сергей и сам обо всем уже догадался. Похоже, в этом августе обострение у грузинской стороны было слишком сильным…

– Что обстреливают?

– Хетагурово, – пояснил осетин. – Там напротив грузинское село. Войска стоят, пост у них там теперь. Зону разграничения они нарушили. Цхинвал стали обстреливать.

Сергей обратил внимание, что военный сказал не «Цхинвали», а «Цхинвал» – назвал город по-осетински. Он и сам в разговорах частенько именовал столицу Южной Осетии Цхинвалом, но в официальных сообщениях приходилось применять грузинское название. Политкорректность…

– Транскавказскую дорогу обстреливают. Президент приказал их вытеснить, – тем временем продолжал осетин. – Наверное, сегодня будем вытеснять.

– Вытеснять? – переспросил Сергей, – Чем? Тракторами и бульдозерами что ли?

Он был уверен, готов был поспорить на какую угодно сумму, что осетины не пойдут брать штурмом грузинский пост. Здесь уже привыкли к миру, хотя и был он худым и зыбким. И пускай грузинские беспилотники постоянно летали над Южной Осетией, а местные силовики то и дело ловили диверсантов, все равно не верилось, что боевые действия вновь могут начаться.

– Зачем тракторами и бульдозерами? – удивился осетин. – Трактора и бульдозеры они из гранатометов расстреляют. Американцы им столько оружия присылают, что на штурм Берлина хватит. Цхинвалу трудно придется, если они начнут. Укрепляются они там. Плацдарм готовят. Надо их вытеснить, пока не засели покрепче.

Военный рассказывал спокойно, точно читал лекцию по какому-то школьному предмету. Сведения, которые он выдавал, секретной информацией не считались. Любой прохожий в городе мог рассказать примерно то же самое. А уж в русских журналистах никто и заподозрить не мог вражеских шпионов! Вот если б украинцы приехали, тогда проверка была бы построже (все-таки Ющенко и Саакашвили – кумовья), но и им аккредитацию все равно бы выдали.

– Вот, – осетин протянул Сергею заламинированные карточки с фотографиями. – Желаю успеха.

Попрощавшись, журналисты покинули помещение.

– Куда поедем? – спросил оператор, когда они вышли на улицу.

Вид у Женьки был кислый. Во время разговора в Доме Правительства он ничего не говорил, стоял в сторонке, но все слышал.

– Позагорать бы, поесть вкусных лепешек с сыром и мясом и запить все это домашним вином… – начал Комов.

– Неужели? – театрально удивился оператор. – Я бы с удовольствием, но ведь у тебя другие планы.

– Угадал, – сказал Сергей.

– Хетагурово?

– Догадливый. Сейчас созвонимся с Хасаном, попросим, чтобы подвез. Хочешь, поспорим, что без застолья он с места не стронется?

– Без тебя знаю, – буркнул Беляш, но лицо его оживилось.

Арчилу повезло. Родители уехали в Батуми навестить приболевшую тетку и поэтому вмешаться в события не могли. Мама конечно же не смолчала бы… А так все произошло совершенно буднично. Кто-то позвонил, Арчил открыл дверь в квартиру. На лестничной клетке стоял незнакомый мужчина средних лет.

– Вы Гегечкори? – спросил он.

Арчил кивнул.

– Собирайтесь в армию, – сказал мужчина. – Я из военкомата. Вот повестка, распишитесь.

Арчил нетерпеливо выхватил протянутый ему казенный бланк.

– Минимальный штраф за неявку двадцать тысяч лари, – строго предупредил посыльный. – За злостное уклонение – тюрьма.

– Что вы? – вспыхнул Арчил. – Как можно?!

– Ну-ну… – и мужчина шагнул в сторону лифта.

Душа Арчила пела, он был готов завопить от восторга. Свершилось! Наконец-то Родине потребовались его мужество и умение! Он так ждал этого! На очередной призыв на сборы непохоже, значит, предстоит настоящее дело. Замечательно!

На место сбора Гегечкори пришел на полчаса раньше положенного срока, опять порадовавшись, что родители в этот момент находятся далеко от Тбилиси. Не было слез, ненужных наставлений, просьб заботиться о здоровье, не рисковать, помнить о близких… Все вышло по-мужски – раз-два, собрал рюкзак, три-четыре, запер квартиру и – шагнул в новую жизнь.

Арчил нетерпеливо поглядывал на часы. Стрелки еле двигались. «Быстрее! Быстрее!» – подгонял он их.

Мягко прошуршали тормоза, из остановившейся неподалеку новенькой иномарки выбрался Гоча Беруашвили – довольный собой, прилизанный, одетый в дорогой модный костюм. Водитель достал из багажника пухлую сумку, осторожно опустил ее на асфальт рядом с Гочей. Тот сонно огляделся и встретился взглядом с Арчилом.

– Арчи!

Беруашвили широко раскинул руки. Лицо его изображало такую радость, словно однокурсники не виделись Бог знает сколько лет. На самом деле с момента их расставания минуло несколько часов.

Накануне вечером друзья сидели в квартире Арчила и не спеша потягивали холодное французское вино – его привез откуда-то отец Гочи.

Знакомы они были, чуть ли не с детского сада. В школе сидели за одной партой, вместе поступали в университет, строили планы на будущую взрослую жизнь… После эпохальной Революции Роз отец Гочи быстро пошел в гору, теперь он работал в правительстве Грузии. Изменился и его сын – в его повадках появилась хозяйская уверенность, Гоча округлился, подернулся первым, еще нежным жирком. Неважные отметки из его зачетной книжки исчезли, некоторые преподаватели уже посматривали на молодого Беруашвили со льстивым подобострастием, девушки вдруг прозрели и поняли, что Гоча – весьма завидный жених. К Арчилу он стал относиться немного покровительственно, но не забывал старого друга, жизнь которого складывалась пока далеко не так удачно.

– За Грузию! – провозгласил Гоча, высоко поднимая бокал с вином. – За любимую Родину! Отцы наши сбросили более чем двухсотлетнее российское иго, а нам предстоит увидеть великую, могучую и процветающую страну!

Арчил с удовольствием присоединился к тосту. Вино чуть-чуть кружило голову, все вокруг казалось удивительно прекрасным.

– Два века… – задумчиво сказал Беруашвили, осторожно поставив бокал на стол. – Ты только представь, чего бы добился наш народ, если бы эти годы не были вычеркнуты из его истории! Земля наша богата и изобильна, мужчины сильны и мужественны, женщины верны и красивы… Эх!.. Мы могли стать финансовым центром Европы, очагом торговли, бизнеса, культуры…