Вечеринка - Ирина Муравьева

– Отчаиваться не поможет, – спокойно учила жестокая женщина. – Вошь чувствует слабость. Сама не уйдет. У вас нету выбора. Вы меня поняли? А ну, веселее! А ну, энергичнее!

– Хава! Нагила хава! – пел, пенясь, мужчина и мылился снова. – Нагила, ухнем! Эх, хава, ухнем!

И люди послушались. Испытывая небывалый подъем, они за какие-то пару часов освоили трудное знание. Из всей вошьей массы спаслось паразита четыре. Ну, шесть. Но не больше.

Рассвет наступил. Исцеленная, мокрая, земля отдыхала. Опять потянулись друг к другу тела. Опять шаловливые женские пальцы накручивали на свои ноготки кудряшки размягших мужчин, а мужчины, уже не боясь – ничего не боясь, – ласкали губами проборы подруг, слегка еще пахнущие черемицей.

Но… Тут мне становится не по себе. В какой-то из школ, то ли Хайфы, а то ли Иерусалима, опять зачесались! Двух дней не прошло! (Или трех, я не помню.) Директор велел тут же вызвать родителей. Последней пришла Эфиопия. Яркая, в парадных тюрбанах, в тяжелых браслетах. Директор взглянул ей в глаза и все понял.

– Вы вымыли головы детям?

– Не вымыли, – ответили гордые и закачали тюрбанами. – Даже не думай, начальник, что вымыли. Нет, мы не вымыли.

– Но все остальные ведь вымыли! Вымыли! И вшей на них нет! Вы меня что, не слышите?

– Мы слышим тебя. Не глухие, начальник, – сказали родители. – Что раскричался? Мы смерти боимся. А ты не боишься. Поэтому вошь на тебе не живет. Зачем ей дохляк? Ты, начальник, не знаешь: она тоже умная, вошь. Она гордая. Живет на живом, а от мертвых бежит. Вот мы и не моемся мылом твоим. Раз вошь не ушла, значит, все мы живые. А ты-то какой получился, начальник?

Всю ночь, до самого рассвета, они проговорили. Нина рыдала. Потом обессилела, отупела от слез. Получалось, что иначе нельзя. Задолжали, кому можно, и кому нельзя, тоже задолжали. Больше всего она боялась, что Коля запьет с отчаяния. Старшего сына его, от первого брака, от Ядвиги, говорят, уже дважды вынимали из петли. Белая горячка, а сам только из армии вернулся. Красивый хлопец. Глаза похожи на облака, слегка голубые от близкого неба. Все время немного как будто плывут. Коля с ней никогда не обсуждал ни детей своих, ни Ядвигу. Но она верила, что там все кончено. С Ядвигой все кончено. Колины сыновья жили за двадцать верст, в Миролюбовке, а они с Колей в Тетеревке, и хоть небольшое это расстояние, но отца они избегали. Зато денег просили постоянно. Денег не было ни у кого, работы тоже. Коля, с образованием человек, зоотехник, научился делать массажи. Даже тибетский, не говоря уж о тайском. И новый совсем, еще мало известный – горячими крышками от консервных банок. Руки у него сильные, но легкие. Ездил на курсы, получил бумагу. Господи, как она любила его руки! Всего его любила. Лицом зарывалась в его твердый живот, сильно пахнущий потом, не могла надышаться. Дочка сказала: «Ты, мамка, лишилась мозгов». Вот так и сказала. Массажами в Украине заработаешь немного. Он было подался в Киев, думал в какой-нибудь салон наняться. А там свои китайцы вкалывают, киевские, городские. Из маленьких желтых ртов чесноком пахнет. Теперь, говорят, в Киеве все чеснок жуют, очень помогает от разных болезней. И запах считается даже приятным. Вернулся убитый. Она заняла денег, много заняла, и на Рождество купила в дом телевизор, самый большой, современный. Он только усмехнулся.

– Отдавать-то чем?

– Может, премию…

– А жить на что?

Тогда она задумалась. Про агентство ей в больнице сказали. Анна Яновна послушала, как она плачет в ординаторской, и сказала:

– Езжай ты отсюда. В Америку езжай. Или в Европу. Там заработаешь.

Нина сперва опешила. А Коля-то как же? Во-первых, запьет, а во-вторых, бабы ведь кругом. Одинокие, как рыбы под водой. Пока за мужиком присмотр, они лежат тихо, про них и не знают. А если уедет она? Сразу ведь вынырнут. Пускай он без денег, пускай без работы. Мужик! С ним ведь жить еще можно. Согреться с ним можно. Но Коле слова Анны Яновны передала. Думала, он ее на смех поднимет. Главное ведь – вместе. Или как? Он глаза отвел:

– А что? Неплохая идея. Езжай. Со мной все равно пропадешь.

Нина только обвилась вокруг него, прижалась так, что не продохнуть, слезами всего залила. Он засмеялся:

– Если ты насчет женского полу, так забудь свои глупости. Я с этим давно завязал. Такую, как ты, разве встречу?

Тогда она позвонила в агентство. Велели прислать четыре фотографии и заполнить анкету.

– Вы на что нацелились?

Так и сказали «нацелились».

Она растерялась.

– Долги у меня.

– Нас не долги ваши интересуют, – сказали в агентстве. – Нацелились вы на какую страну?

Будто она воевать собралась! Лежит под кустом, в незнакомую страну целится.

– Да мне все равно, лишь бы что заработать.

– Ну так присылайте свои фотографии.

Она послала. Видно, понравилась. Потому что теперь они ей сами позвонили, прямо в больницу. Она как раз в лабораторию поднос с анализами несла.

– Нина Тарасовна, у вас есть шансы. Мы вам советуем не в Европу, а в Америку целиться.

– А как я туда попаду?

– Для того чтобы получить визу, вам нужно побывать три раза за границей и вернуться оттуда. Тогда мы вам устроим американскую туристическую.

– Я без мужа никуда не поеду!

– А вы замужем разве? В анкете же написали: «разведенная».

– Это я с первым разведенная. А с Колей мы не записаны, но дом у нас общий, живем мы с ним вместе.

– Тогда вам совет: не записывайтесь.

– Почему? – Она испугалась. В глубине души надеялась, что весной они с Колей свадьбу сыграют.

– Потом объясним. Это разговор не телефонный, не для чужих ушей.

Сплошные секреты. Рассказала Коле. Он быстро сообразил, что к чему.

– Америкосы тебе визу не дадут, если не увидят, что ты каждый раз из чужой страны обратно домой возвращаешься.

– Почему не дадут?

– Потому что им нахлебники тоже не нужны. А вдруг ты остаться захочешь? В Чикаго каком-нибудь?

– Останусь в Америке?!

– А что? Ну, останемся. Чем с голоду дохнуть… Он так и сказал: «останемся». Значит, вместе. А ей больше ничего не надо. Хоть на Чукотке, хоть в пустыне, лишь бы вместе. Еще денег заняли, купили билеты в Германию. Четырехдневная поездка на автобусе. Два билета – полгода жизни. А нужно три раза съездить, иначе америкосы подумают, что она хочет в Чикаго остаться. Они съездили. В Румынию и опять в Германию, только теперь в южную. Посмотрели из окошка, как люди живут. Пьяных нет. Сортиров на улице тоже. И куры гуляют: красивые, пышные.

– Эх, были бы бабки! – сказал тогда Коля. – В Голландию можно махнуть!