Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар

– На определенных условиях?

– Да. Если начальник проявляет терпимость, то заключенные через своего старосту дают ему слово не бежать в дороге. Это обещание обычно строго соблюдается вплоть до прибытия на место. Ну а там они считают себя свободными от обещания, которое каждый из них давал ради всех. Позавчера я тоже от имени всех дал капитану Еменову такое обещание… Не беспокойтесь, к вам это не относится. Я хочу, чтобы вы ушли отсюда с гордо поднятой головой, как люди, чья невиновность полностью доказана, а не бежали бы тайком, словно испугавшись законного возмездия… Становится совсем темно, скоро ночь. Постарайтесь немного поспать. Я попрошу у охранника две охапки сена, а ваши товарищи по несчастью немного потеснятся для вас. И запомните: вы можете полностью рассчитывать на меня.

– Боже милостивый, что случилось? Загорелся Люксембургский дворец?[7] Мельницу Галетт[8] окружили китайцы или во Франции восстановлена монархия? – воскликнул весело некий гражданин, повстречав неожиданно на углу знаменитых парижских Больших бульваров и улицы Фобур-Монмартр своего приятеля.

– Привет, Жюльен! Как дела, дружище?

– Это у тебя надо спрашивать, как дела! На тебе, милый Жак, лица нет!

Жак вздохнул, крепко пожал другу руку, еще раз вздохнул и ничего не ответил.

– Послушай, – продолжал Жюльен, – ты что, проценты потерял на последних облигациях? Или остался без гроша в кармане? А может, женился или заболел? Или орден получил? При виде тебя меня встревожили сразу две вещи: во-первых, ты чем-то озабочен, и, во-вторых, в эти часы – и не на работе!

– Боюсь, Жюльен, что ждет меня дорога к черту на кулички!

– Ну уж этого-то никак не случится: черт далеко, а путешествовать ты не любишь.

– Последнее-то обстоятельство и приводит меня в отчаяние: мне, вероятно, придется все же отправиться…

– Куда?

– В Бразилию.

Жюльену не удалось сохранить серьезность, и он разразился громким хохотом:

– Теперь я понимаю, почему у тебя сегодня такая кислая физиономия. Ведь это подлинное несчастье! Настоящее бедствие, лишающее префектуру Сены примерного служащего!.. Итак, ты держишь путь в Бразилию! Бордо, Лиссабон, Дакар, Пернамбуку[9], Рио-де-Жанейро – путешествие приятное и непродолжительное. Двадцать три дня на пароходе – совсем пустяк! – и ты уже в солнечной стране, среди тропической зелени!..

– Мне наплевать, как там – пусть будет хуже, чем даже в катакомбах… Но море, море! – плаксиво произнес Жак и умолк, не в силах продолжать.

– Послушай, ты так и не сказал, что же заставило тебя отказаться от привычного ритма жизни. Со времени нашей последней встречи прошло полгода – срок достаточно большой, чреватый многими неожиданностями для нервных парижан – правда, теперь нас называют не парижанами, а невропатами!

– До вчерашнего вечера жизнь моя была спокойна, словно вода в пруду. Но с утра я – как на углях! Я почти архимиллионер, но радости – никакой!

– Надо же! Наследство?

– Да.

– От какого-нибудь дядюшки?

– Да.

– Наверное, из Америки: только там такие серьезные дяди живут.

– Отгадал.

– Ну что ж, тем лучше! А то говорили, что они уже все перевелись. Я рад, что эта порода людей еще не вымерла, и счастлив за тебя… Да что мы стоим в этой толчее? Уже половина двенадцатого, я умираю от голода. Пойдем-ка к Маргери. Проглотим дюжину устриц, отведаем рыбки из Нормандии, полакомимся молодой куропаткой, запьем все это старым вином «бон-дез-оспис»! А за десертом ты расскажешь мне о своих треволнениях. Это тем более интересно, что начало похоже на очерк из «Журнала путешествий».

– Ладно, пошли. Тем более что на работу сегодня все равно не пойду.

– Да уж скорее всего! – заметил Жюльен, посмеиваясь.

Полчаса спустя друзья, удобно расположившись в отдельном кабинете ресторана, с удовольствием уплетали блюда, подаваемые им Адриеном, славным малым, преклонявшимся перед исследователями и, кажется, тщетно мечтавшим тоже отправиться в настоящее путешествие. Пища была, как водится, изысканной, вино – отменным.

За едой о горестях осчастливленного Жака не говорили. И только когда Адриен принес кофе, Жюльен, закурив сигару, облокотился на стол и приступил к расспросам:

– Так ты сказал, что дядюшка…

– Умирая, объявил меня единственным наследником. Со мной письмо от него, полученное с утренней почтой. Вот, смотри! – Жак достал из кармана и протянул Жюльену толстый конверт с адресом, написанным крупными печатными буквами, и с профилем Педру д’Алькантара[10] на почтовых марках.

– Да это же целый трактат!..

– Прочти, здесь немало любопытного.

– И денежного!

– Ты все смеешься. Дядюшка писал не так часто.

– Но если уж писал…

– То и за час не прочитаешь.

– Прочти, здесь немало любопытного

– А у нас есть время?

– Что касается моей работы…

– Ясно! Итак, приступаю!

Жюльен не торопясь разгладил листки, пригубил шартрез и начал вдумчивым голосом: