Чтоб человек не вымер на земле… - Сергей Владимирович Киреев

кого ни встреть.

Ещё была цела в Берлине стенка –

Три с половиной метра в вышину,

Но Горбачев сменил уже Черненку,

И СССР тихонько шёл ко дну.

Он там и оказался, СССР-то,

Нам оставалось пять недолгих лет

До крови, слёз, агонии и смерти,

А от страны простыл потом и след.

Она ещё слегка потрепыхалась,

Как путч прошёл, и стихли гул и рёв.

Я знаю, почему она распалась

И где не доработал Горбачёв.

Он столько сил в родную землю вбухал,

Но тщетно всё. А в ус бы вот не дул,

Носил бы шляпу так, как наш Витюха,

То хрен бы его Ельцин сковырнул.

Народ, он хочет, кроме конструктива

В делах вождей, ещё и красоты.

Да, в Горбачёве было всё красиво.

Всё, кроме шляпы. Стало быть, кранты,

Конец ему — не в смысле смерть, могила,

Он долго будет жить, другим бы так,

А в смысле, что ушла былая сила,

Нет, братцы, шляпа — это не пустяк.

Вот был Лужков, держал столицу крепко,

Орёл такой — и выправка, и стать,

А кепку он носил — всем кепкам кепка!

Он даже президентом мог бы стать.

Но нет, не стал. Хоть кепка — это круто,

Мы согласиться всё-таки должны –

Тут забывать нельзя ни на минуту –

Без шляпы нету лидера страны.

Советские вожди их надевали –

Ходячий ужас, горе и беда,

Вот потому мы все и выпивали,

Чтоб этого не видеть никогда!

И так у нас вокруг всё было тускло,

А тут ещё партийное ядро –

Товарищи Косыгин, Брежнев, Суслов,

Подгорный, Пельше, всё Политбюро,

Кто вес имел нешуточный, нехилый,

Носили их тогда, в былые дни,

Что впору крикнуть: «Господи, помилуй,

Спаси их, вразуми и сохрани!»

Попробуй крикни — в дурке новосёлом

Легко и быстро станешь, в пять секунд,

Где внутривенно галоперидолом

Любых излечат психов и паскуд.

Они носили шляпы «пирожками»,

Какая-то сплошная чертовня,

И смотрятся такими чудаками,

Ну, правда, из сегодняшнего дня.

Я вспомнил эти шляпы на минутку,

И на какой носили их манер,

И это было страшно. Было жутко.

Вот потому и рухнул СССР.

Но это было всё гораздо позже,

А в восемьдесят пятом и шестом

Мы все, хоть и кривили наши рожи,

Примерно тем же шлёпали путём.

В родном любимом следственном отделе,

Хоть ливень за окном, хоть снежный шквал,

Хоть пенье соловья, хоть звон капели,

Всё так же я дневал и ночевал.

Нас всех пасли спецы из комитета,

Прослушка круглосуточной была.

Зачем? Да кто их знает, нет ответа,

У них свои, особые дела.

Проверок вереницы, что из главка, –

Бездельники — свои, из МВД,

В делах у нас копались — чистый Кафка!

Как вилами водили по воде.

И особисты, как на поле брани,

Неслись на нас — на приступ, на таран:

«Эй, ты! Ты был недавно в ресторане,

А где ты денег взял на ресторан?»

Такая вот бывала нахлобучка:

«Чего ты протоколы-то, чудак,

То чёрной пишешь шариковой ручкой,

А то вдруг синей — типа, это как?!

Вопрос, как ни крути, отнюдь не праздный,

Тут мы с тобой обязаны сойтись:

Всё, что формально — единообразно

Должно быть в этой жизни, согласись!»

И я им накропал зелёным цветом,

Что да, мол, лоханулся, признаю́,

И красным подписался. В голове-то

Я гнул без спроса линию свою.

Ребята мне тогда сказали: «Браво!»

Проверка прогундосила: «Дебил!

На вольнодумцев есть у нас управа,

Напомнить можем, если кто забыл!»

При Сталине бы шлёпнули, конечно,

Такой сотрудник долго не живёт,

А тут лишь от обиды безутешной

Поставили дежурить в Новый Год.

Узнав об этом, мастер апелляций,

Витюха подбоченился, как граф:

«Маразм не может вечно продолжаться!»

Вот тут он однозначно был не прав.

Вы лучше у других ментов спросите, –

Маразм имеет чёткий внешний вид,

Пока его источник и носитель

В активной фазе, сволочь, состоит.

И в бесконечном этом карнавале,

Забыв про сон, еду и опохмел,

Мы висяки такие раскрывали,

Что Шерлок Холмс, и тот бы очумел.

Советский следователь, кто он есть такой?

Он тот, кто стены сносит запросто башкой,

Когда они ему идти мешают к цели.

При этом мозг вполне способен у него

Нормально действовать. Оно и ничего:

Разбег, удар — и только щепки полетели!

Пятая глава

В теории так и бывает:

Увидел, подумал, раскрыл, –

Контора тебе помогает,

Ни средств не жалеет, ни сил.

И следствие с розыском вместе

В единой упряжке бегут,

И вор терпелив при аресте,

И взяток в суде не дают.

И старенький мудрый наставник,

Похлопав тебя по плечу,

Поллитру приходует плавно:

Не зря я вас всё же учу!

Ну, в смысле, что мент выпивает

В минуты триумфа, а так

Лишь службу одну уважает,

Хоть, в общем, махнуть не дурак.

И самбо он знает приёмы,

И ствол у него с кобурой.

Немного у нас по-другому

Дела обстояли порой.

Расхлёбывать горькую кашу

С Петровки большой генерал

Однажды всю братию нашу

На общую сходку собрал.

Ну что? Мы пришли, для порядка

Немного на жизнь пороптав –

А толку-то? Есть разнарядка

На весь офицерский состав.

Он нас пригласил к разговору

И факты поставил на вид:

«Кривая преступности в гору

Уже не идёт, а летит.

Мы скоро Чикаго догоним,

Такие творятся дела,

Серийная банда в районе

Работать у нас начала!

У них все дела под копирку,

Как ёлки в дремучем лесу, –

Берут лишь одну ювелирку,

И то почему-то не всю!

Мы их отличаем от прочих,

У них все шаги неспроста,

Мы видим их фирменный почерк:

Внезапность, напор, быстрота!

И скоро уже, может статься,

Главнее мента будет вор.

Они ничего не боятся,

Они нас не видят в упор!»

Мы слушали в актовом зале

Его бесконечный доклад.

Спасибо, а то мы не знали,

Как наши дела обстоят.

Уже, как-никак, третий месяц

Начальство от нас ни на шаг,

Оно нас мордует и месит

И с нами стоит на ушах.

Его-то ведь тоже долбают,

А как не долбать, если он

Уже на глазах погибает,

Родной наш, любимый район.

Каких-то залётных ковбоев

Нелёгкая нам принесла,

От крупных квартирных разбоев

Башка