Вечный гость - Рубен Давид Гонсалес Гальего

Что ж. Нет кульмана, значит, нет. Они же не видели, как он выполнял домашние задания. Ватман на пол. На пол стопки книг и набор гирек. И главное. Может быть, вполне может быть, что они поняли, что он выиграл именно в этот момент. Главное, он очень быстро снял свитер. Это понятно. Некому и некогда будет вытирать пот со лба. Он разулся. Ноги, культи рук, зубы – все, что имелось, пошло в ход. Он не слышал голосов окружающих. Он не слышал, что ему предлагали – кажется, нашли лишний кульман. Тугоухость была уже ни при чем. Мир вокруг перестал существовать. Только чертеж. Только подтверждение своего права на существование в этом наилучшем из миров.

Чертеж готов. Он вышел покурить. С ним вышел и председатель комиссии. Угостил дорогой сигаретой, заботливо поднес огонь.

– Ты счастлив?

– Извините?

– Мы, разумеется, проверим чертеж, но я уверен, что в чертеже нет ни одной ошибки. Но все равно не понимаю, зачем ты так. Подошел бы по-хорошему, написал заявление: медаль, контузия, инвалидность. Мы могли бы выставить тебе оценку на основании предыдущих зачетов. Зачем ты так, пошел против всех, поставил себя против коллектива преподавателей.

– Можно вопрос?

– Пожалуйста.

– Я сейчас шел по коридору, все еще чертят. А если начертят не так, то имеют право на пересдачу. У них еще полтора часа по закону, а мое время давно вышло. Только не сердитесь, пожалуйста.

– Я и не сержусь. Тут все ясно. Как ты не понимаешь, у них же есть руки.

* * *

У меня были хорошие учителя. Неплохие. Я не сержусь, я все понимаю. Я делаю неплохие тексты.

Много лет назад, очень-очень давно, девушка из Парижа, моя мама, приехала учиться в Москву. В Москву ее послали учиться социализму. Что за чушь, зачем посылать девушку куда-то очень далеко от дома и какой социализм может быть в Москве? В Москве холодно и голодно, в Москве очереди за продуктами и одеждой. Да, Москва мировая столица социализма. Да, по сравнению с провинцией России, Москва образец изобилия и счастья. Но для девушки из Парижа зима в Москве – огромное испытание. Зачем, почему Игнасио послал свою дочь в такую далекую и суровую страну?

Не стоит задавать много неопределенных, глупых вопросов. Игнасио Гальего не был дураком. Все проще, все гораздо проще. За обучение своей дочери в Москве Игнасио не заплатил ни копейки. И за проживание Ауроры в России Игнасио не платил. И денег Ауроре Игнасио не посылал.

Не надо ни демонизировать, ни идеализировать социализм. Социализм – прекрасная сказка, а всякая сказка вечна.

Деньги, всего лишь деньги. И никакой политики.

Я родился в Кремлевской больнице. От обычных русских больниц кремлевская больница отличалась очень сильно. Все решения в Кремлевской больнице принимали люди из Центрального Комитета Союза Советских Социалистических Республик. Эти люди не были врачами, они были всего лишь высшими в стране инстанциями. Центральный Комитет не решал вопросов жизни и смерти. Центральный Комитет решал все, одновременно не решая ничего. Всякая медицинская процедура должна была получить разрешение Центрального Комитета.

Мою сестру Аню Аурора родила в обычном русском роддоме. В обычном русском роддоме врач не должен консультироваться с Кремлем. В обычном русском роддоме врач принимает решения сам.

Прага – красивый город. Если бы мне разрешили, если бы это было возможно, я не поехал бы никуда дальше Праги. Зачем?

Но жизнь есть жизнь. Все, что мне нужно было узнать, я узнал. Многие инвалиды в Чехии на самом деле передвигались в электрических колясках. Но мне не подходила обычная электрическая коляска. Из обычной электрической коляски я бы просто выпал. Коляску пришлось собирать в Германии.

Мою первую в жизни электрическую коляску собирал чешский мастер. Да, ему пришлось проектировать и собирать коляску в Германии, но не это главное. Чешский мастер мечтал собирать электрические коляски для людей с очень сильной инвалидностью, а я мечтал о коляске.

Мы, оказалось, мечтали об одном и том же. Мы мечтали о свободе.

Красота – очень условное понятие. То, что красиво для меня, может быть уродливым для другого человека. Сам я не очень красивый мужчина, но если спросить у моей жены – я самый красивый на свете. Серьезно. Я не знаю, насколько я красив для Софии, но я для нее самый умный и добрый на свете папа. Если очень плохо и не очень уютно на душе, можно всегда подойти к папе, взять его за указательный палец левой руки и услышать, что она самая умная и красивая девочка на свете.

Я люблю Испанию. Может быть, потому, что Испания очень похожа на Россию. Люди неправильно устроенной и жестокой страны неожиданно совершают отчаянно красивые поступки, невозможные в утонченных, почти совершенных цивилизованных странах.

Больница. Испанская больница. Коридорные стены пугают щелями и проплешинами ветхого здания. Мою кровать ставят в коридоре. Слева от меня лежал человек с Марса, во всяком случае, так он заявлял миру и пробегающим мимо медсестрам. Человек очень просит позвонить по шести телефонным номерам. Только он знает секретный код доступа межпланетной связи. К нему подходит врач, терпеливо набирает по очереди все шесть номеров, но Вселенная молчит. Врач обещает, что во время следующего обхода он обязательно попытается связаться с Марсом еще раз.

Врач подходит ко мне. Я спрашиваю его, почему меня положили в коридоре. Медсестра, сопровождающая врача во время обхода, смотрит на меня ласково. «Мальчик, пока мы до палаты добежим, время пройдет, а тут ты у нас перед глазами. Такой молоденький, – говорит она, – мы все очень переживаем за тебя», – и я понимаю, что она говорит это не из вежливости.

Боль стискивает меня в немыслимый узел, я кричу. Я кричу, и мне кажется, что потолок кружится надо мной. Ни у врача, ни у меня нет времени на игру в вежливость.

– Жить хочешь? – спрашивает врач.

Я уже давно в Испании, и я понимаю, что это настоящий вопрос. Зачем лечить человека, который не хочет жить?

– Хочу, – отвечаю я, набирая в легкие воздуха для следующего вопроса.

– Операция пройдет в два этапа. Сначала мы выведем кишечник наружу, это не страшно, не бойся. Потом сошьем кишечник, и у тебя будет нормальная система пищеварения.

– Мне больно, – говорю я, – сделайте что-нибудь.

– Извини, парень, тебе придется потерпеть до операции. Мы должны видеть всю картину болезни, а это невозможно при обезболивании.

Врач и Аурора отходят. Когда Аурора возвращается, я вижу, что она не просто «подписала пару документов», как сказала мне раньше.

– Рубен, врач говорит, что в некоторых случаях, если организм не получает достаточно пищи, то начинает переваривать сам себя. Еще он говорит, что, скорее всего, ты подолгу голодал в детстве. Рентген показывает ярко выраженный некроз кишечника, но врачи предполагают худшее. Они уверены, что некроз задел все внутренние органы.