Вечная ночь - Полина Дашкова

— Я такая разделась, блин, примерить же надо. И это, короче,он, такой, шторку приоткрыл, вылупился и грит, типа: «Ой, блин, извини, ядумал, здесь свободно!» Врёт, как срет! Я знаю, он нарочно подсматривал!Короче, как зайдёт какая-нибудь девчонка в примерочную, он обязательно, блин,лезет, типа ошибся! Халявщик хренов!

Голос звучал так близко, так пронзительно, что Странник чутьне свалился вниз. И тут же опомнился. Что это он надумал, в самом деле? Ещё невремя. Он не имеет права. Он обязан жить и действовать. На него возложенасвященная миссия. Ему открыта сокровенная страшная тайна, он, единственный извсех живущих, обладает даром отличать людей от гоминидов, отделять зерна отплевел, видеть и слышать ангелов, освобождать их от грязной шелухи порочнойплоти. Кто же, если не он?

— Ай, блин, твою мать, сигареты кончились!

Скомканная пачка полетела в воду, задев его ухо.

— Мужчина, у вас сигаретки не найдётся?

Две девочки, лет по четырнадцать, глядели на Странника,хлопая густо накрашенными ресницами. В фонарном свете посверкивали серёжки,воткнутые, у одной в бровь, у другой в нос. Улыбались губы, намазанныеблестящей помадой. Несмотря на холод, они одеты были в узкие мини-юбки,спущенные значительно ниже талии, в курточки, такие короткие, что виднелисьплоские нежные животы. У одной из пупка торчал металлический штырёк с блестящимшариком на конце, у другой была наколка, цветная розочка. У обеих тонкиедлинные ножки, обтянутые сетчатыми колготками, лаковые сапоги на гигантскихшпильках.

— Ау, мужчинка! — Одна из девочек помахала рукой у негоперед глазами. — Сигаретки не найдётся у вас? Глухой, что ли?

Он не мог ответить. Он смотрел на них, не моргая. Онизасмеялись и пошли дальше.

Сквозь хриплый наглый хохот, сквозь смрад перегара и дешёвыхдухов, сквозь плоть двух юных самок гоминидов он явственно различил тихиевсхлипы. Плакали ангелы, совсем слабенькие, но ещё живые. Он видел, каквыглядывают они из подведённых глазниц этих несчастных погибших созданий,жалобно смотрят на него сквозь накрашенные ресницы, как сквозь тюремнуюрешётку: помоги, спаси нас! Кто же, если не ты?

Девочки, продолжая хохотать и материться, пошли дальше помосту. Ему стало жарко. Ладони вспотели. Во рту пересохло. Он пошёл за ними,сначала медленно, потом быстрее. Он понимал, что не следует этого делать, сдвумя ему не справиться.

Одна из девочек обернулась, увидела, как он идёт за ними,что-то сказала своей подруге, и обе побежали. Быстро у них не получалось,слишком высокие и тонкие каблуки. Ему ничего не стоило догнать их. Но сейчас, вцентре города, гнаться за ними мог только сумасшедший. А Странник был нормален.Здоров психически. Вменяем. Он всегда полностью отдавал себе отчёт в своихдействиях.

Он остановился, отдышался, пошёл в противоположную сторону,вспомнив, что именно там оставил свою машину. Он шагал спокойно, дышал глубокои ни разу не обернулся.

Девочки давно исчезли, цокот каблуков растворился в гуленочного проспекта, но Страннику все слышалось: Помоги! Спаси нас!

* * *

Неизвестный больной по прозвищу Карусельщик лежал соткрытыми глазами. Наверное, он был единственным человеком во всём больничномкорпусе, который не спал сейчас. За окном качался фонарь. Тень решётки медленнодвигалась по одеялам, по лицам спящих больных. Кто-то бормотал во сне, кто-товорочался, и скрип панцирного матраса неприятно отдавался в голове, словно скриппеска на зубах. Приглушённый мертвенный свет длинных ламп под потолкомпочему-то навевал мысли о морге. Дежурная сестра обязана была сидеть здесь, впалате, всю ночь. Но, конечно, не сидела. Дождавшись тишины, ушла спать вординаторскую.

Где-то далеко зазвонил телефон. Карусельщик вдругзапаниковал. Ему пришло в голову, что это звонят из-за него. Его вычислили,нашли и сейчас предлагают сестре деньги, чтобы она — что? Прикончила егопо-тихому? Задушила подушкой? Вколола смертельную дозу морфия?

Идея не показалась ему такой уж абсурдной. Он понимал, чтоэто нелогично, бессмысленно, бред полнейший, но все равно вспотел от страха.

Звонок затих. Трубку наконец сняли. Через несколько минутпослышались шаги. Кто-то шёл по коридору, к палате. На всякий случайКарусельщик накрылся одеялом с головой и оставил щёлку, чтобы видеть, ктовойдёт.

Брякнул ключ в замке. Вошла сестра. Сестры здесь были как наподбор, здоровенные бабы с пудовыми кулаками. Он не дышал, пока онаприближалась к его койке.

«Что же меня так колотит? Зачем она пришла? Какого чёртастоит здесь и смотрит на меня?»

Сестра со стоном зевнула, потянулась, покрутила мощнымиплечами, что-то проворчала себе под нос и зашаркала прочь. Дверь закрылась.Карусельщик вздохнул с облегчением, и даже вроде бы глаза стали слипаться, ностарик на соседней койке вдруг сел и громко произнёс:

— Наташа!

— Ты чего? — спросил Карусельщик шёпотом.

— Наташа, моя жена. Это она сейчас заходила?

— Нет. Не она.

— А кто?

— Сестра.

— Зачем?

— Откуда я знаю? Спи.

Но старик не собирался спать. Он тревожно огляделся,уставился на Карусельщика, потом ткнул пальцем в сторону двери и сказал:

— Телефон. Звонил телефон. Вы слышали?

— Да. И что с того? — Карусельщик отвернулся. Ему совершенноне хотелось общаться с соседом-психом.

— Это Наташа, я знаю, — сосед притронулся к его плечу, — этоона, а меня не позвали. Вот так всегда. Она звонит, а меня не зовут, и ничегоне сообщают. Они это специально делают. Конечно, наш союз выглядит нескольконелепо, она годится мне в дочери. Я сейчас покажу вам её фотографию, и вы всепоймёте.

«Ладно, хрен с тобой, — подумал Карусельщик, — хоть какое-торазвлечение, всё равно не усну до утра».

Он повернулся к соседу, мельком взглянул на цветной снимок.Старик поднёс фотографию к самому его лицу, но в руки не дал, быстро спряталпод подушку.

— Видите, какая красавица? Когда мы появляемся вместе вобщественных местах, на неё смотрят все мужчины, её нельзя не заметить и невлюбиться нельзя. Я всю жизнь считал себя порядочным, разумным и трезвымчеловеком, мне казалось, я полностью владею своими чувствами и всегда смогусебя контролировать. Но это было как наваждение, как гипноз, я оставил семью,предал, бросил и теперь расплачиваюсь за это. Заслужил. Что же делать?Заслужил…

Речь старика становилась все невнятней, он упал лицом вподушку, продолжая бормотать, всхлипывать и наконец затих, уснул.