На роликах за «Мерседесом» - Геннадий Филимонов

Дверь, ведущая с балкона в квартиру, была открыта. Виктор прислушался. Из ванной комнаты доносился шум воды и чье-то пыхтенье. Повезло. Он быстро прошел в прихожую, открыл дверь и оказался на лестничной клетке. Вокруг ни души. Стараясь не шуметь, он прикрыл дверь и поднялся по лестнице на восьмой этаж. Со стороны его квартиры хлопнула дверь. Виктор встал за трубой мусоропровода. Кто-то тяжело шел к лифту.

— Где же его теперь искать? — прозвучал высокий хрипловатый голос.

— Куда собирались, туда и поедем. Где он еще может быть? — отозвался басом второй.

Они сели в лифт и пока двери закрывались, до Виктора успела долететь фраза:

— А если не найдем? Что будем с его женой делать?

Виктор выскочил из укрытия и бросился к лифту, но двери уже закрылись. Он нажал кнопку и постучал ладонью по пластиковой обшивке дверей. Второй лифт не подавал признаков жизни. Ничего другого не оставалось, как спуститься по лестнице. Перепрыгивая по четыре ступеньки сразу, он бежал вниз. Светлана у них. Но им отсюда сейчас тоже не уйти.

Выскочив из подъезда, он увидел резко рванувший с места малиновый «Мерседес». Опоздал! Пока он на своем стареньком москвиче заведется, они уже будут далеко. Виктор стукнул кулаком по железной обшивке двери и вернулся в дом. Теперь он будет вынужден сидеть на телефоне, пока они не позвонят ему сами.

Тоник собирался выходить на станции Жаворонки. Но он заснул. И наверняка проспал бы до самой Москвы, если бы его не разбудил чей-то высокий звонкий голос.

— Дорогие граждане! Чтобы вы не скучали в дороге, я спою для вас песню.

И тоненьким, звенящим на самых жалобных нотах голосом, запел:

Тоник слышал эту песню в каком-то старом фильме о беспризорниках. Ему она нравилась, поэтому он с любопытством рассматривал ожившего персонажа из прошлых лет. Мальчишка выглядел лет на десять-двенадцать. На нем были рваные джинсы, давно не стираный коричневый свитер, а на голове едва помещалась детская бескозырка. К тому же он был босой — это Тоника особенно поразило.

Мальчишка, закончив петь, снял с головы бескозырку и очень убедительно, с выражением сказал:

— Граждане, помогите, пожалуйста, кто чем может, на лечение родного отца от алкоголизма.

— А ты его как, по утрам лечишь или только по праздникам? — крикнул с другой стороны вагона сухонький старичок-дачник. Все радостно захохотали, оживились и стали бросать в бескозырку разную мелочь.

Тоник положил ему десятку, более мелких денег у него не было. Мальчишка заулыбался и, отбив какую-то немыслимую чечетку, подмигнул ему как старому знакомому и пошел дальше.

Тоник выглянул в окно. Уже стемнело и ничего не было видно.

— А вы не знаете, какая сейчас будет станция? — спросил он у женщины напротив.

— Жаворонки, — ответила она, улыбнувшись.

И от этой улыбки у него повеселело на душе. Может, все еще обойдется. Вон мальчишка ходит по вагонам, деньги собирает, а все равно духом не падает.

Пора выходить. Он прошел к дверям и увидел через стекло, что в тамбуре соседнего вагона завязалась потасовка. Мелькнула бескозырка, и Тоник бросился на помощь.

Он мгновенно оценил обстановку. Двое ребят, примерно его возраста, держали мальчишку, выкрутив ему руки, а двое других, постарше, шарили у него по карманам.

— Давай, вали отсюда, — повернулся к нему старший.

— А что это вы с ним делаете? — изображая из себя любопытствующего простачка, спросил Тоник.

В ответ он должен был получить удар. Чуть так и не случилось. Парень, замахнувшись, метил Тонику в зубы, Но тот, уйдя от удара влево, нанес ему точный короткий удар в нос. Затем он резко присел, пропуская над собой кулак второго парня и ударил ему локтем левой руки в солнечное сплетение. Двое противников были выведены из строя. Один, зажав нос руками, чтобы остановить кровь, прошел в вагон и лег на лавку. Второй опустился на пол, хватая ртом воздух. Двое других, растерявшись, толкнули мальчишку на Тоника и вбежали вслед за своим главарем в вагон.

В это время электричка остановилась, и открылись двери.

— Выходим, — Тоник потянул за собой мальчишку, и они выскочили из поезда.

Через несколько секунд двери закрылись и электричка поехала дальше. Опомнившиеся хулиганы грозили из окна кулаками и ругались. Но на них уже никто не обращал внимания.

Тоник первым протянул руку для знакомства.

— Антон.

— Сашка. Вот гады, все деньги у меня забрали. Целый день коту под хвост.

— Куда, куда?

— А никуда, поговорка такая.

— А чего ты босой?

Сашка посмотрел на свои ноги, пошевелил большими пальцами.

— Дают лучше, — и он со вздохом протянул руку. — Пока.

Тоник задержал его руку в своей.

— Слушай, а ты мне не поможешь?

— Помогу, — обрадовался тот. — А что нужно сделать?

— Сразу не расскажешь. — Тоник решил схитрить, уж очень ему не хотелось одному в двенадцать часов ночи добираться до дачи. — Пойдем ко мне на дачу, переночуем, а по дороге я тебе все расскажу.

— Идет!

И они хлопнули по рукам.

— Но с одним условием. — Сашка подтянул брюки. — Драться меня научишь?

— Нет проблем. Было бы желание. Нам туда.

Они спрыгнули с платформы и пошли по дороге вдоль леса.

— А ты где драться научился? — спросил Сашка.

— У меня отец бывший офицер-десантник. Он и научил.

— Это карате или кунг-фу?

— Все вместе. Самый результативный стиль. «Познай себя» называется.

— Ничего себе. Я и не слышал о таком, — удивился Сашка.

— Обычное дело. Это закрытая школа, а мой отец в ней был одним из инструкторов.

— А сейчас что?

— На пенсии.

— Такой старый?

— Да нет, ему только что сорок исполнилось. Просто он учился в военном училище, а оно входит в стаж. У военных для пенсии нужно двадцать пять лет стажа. У меня и дед был генералом. Дача как раз от него осталась.

— А ты? — спросил Сашка.

— Что я?

— Тоже будешь в армии служить?

— Не знаю. Мама не хочет. Говорит, хватит того, что у нее из-за отца седые волосы появились.

Они уже свернули на проселочную дорогу, ведущую к дачному поселку. Со всех сторон их окружало поле, засаженное кукурузой. Луна то выплывала из-за облаков, заливая все зыбким нереальным светом, при котором тени казались страшнее самих предметов, то внезапно проваливалась в тучи, и окружающий мир становился таинственным, но не страшным, потому что в темноте они тоже становились невидимыми.