Черный список - Александра Маринина

– Значит, я не могу на вас рассчитывать?

Он смотрел на меня, как смотрят больные щенки, выброшенныена улицу безжалостными хозяевами. И я вдруг подумал о том, что он всю ночь неспал, что таких преступлений, как убийство кинозвезды Ольги Доренко, в егонебогатой практике еще не было, что он безумно боится «провалить» работу инаплевать ему в этом случае на самолюбие. Ему действительно нужна помощь.Проведя полночи в компании полупьяных киношников, он, наверное, пришел в ужасот того количества сплетен, домыслов, грязи и откровенной злобы, котороевылилось на него. Кино – это свой мир, и, чтобы разобраться в связывающих людейвзаимоотношениях, нужно покрутиться в этом мире не один год. И я дрогнул.

– Сколько человек работает по этому делу?

– Все, кто свободен и есть в наличии. Но у нас завал, на всевремени не хватает, поэтому работать будут все понемногу.

– Основные есть? Или у вас дитя без глазу окажется?

– Боюсь, что окажется. Но основных – трое.

– Кто еще, кроме тебя?

– Паша Яковчик и Валентин Иванович Кузьмин. Они сейчас вгостинице людей опрашивают.

– Паша, стало быть, молодой, а Кузьмин – постарше? –хмыкнул я.

– Валентин Иванович мой наставник, – вздохнулСергей. – У него стаж больше двадцати пяти лет.

– А чего вздыхаешь так тяжело? Не помогает наставник, чтоли?

Он посмотрел на меня своими щенячьими глазами, и мнезахотелось погладить его по голове и почесать за ухом.

– Пьет он. Ему уже ни до чего дела нет.

– Так, понятно. С наставником мы кашу не сварим. А Паша? Ончто за человек?

– Паша хороший парень, но у него контракт кончается. Он,когда в школу милиции поступал, подписал контракт на пять лет. После окончанияшколы уже четыре с лишним года прошло. Он уж и место себе присмотрел,начальником службы безопасности какого-то банка уходит. Тоже за лаврами негонится.

– А ты, выходит, гонишься?

– Я для коммерции не гожусь. Буду здесь работать, пока невыгонят.

Да, парень, не повезло тебе, подумал я сочувственно. Издвоих напарников один – престарелый алкаш, другой равнодушно дослуживаетоставшиеся месяцы. За нераскрытое убийство их из органов не уволят, аблагодарности в приказе им не нужны. Короче, задницу рвать на этом убийствепридется только тебе одному.

– А что у нас со следователем? – поинтересовался я.

– Нормальный мужик, – как-то неопределенно ответилЛисицын. – Я его мало знаю.

Я посмотрел на часы. Лиля сидит на скамейке в ожиданиинерадивого папаши уже час. Я, конечно, могу дать руку на отсечение, что онаникуда с этой скамейки не сдвинется и с чужим дядей не уйдет, она у менявышколена в этом отношении. Но совесть-то родительскую надо иметь!

– Значит, так, Сергей Лисицын, – сказал я,вставая. – Первомайская, дом восемь. До десяти утра и после шести вечера.Нужен будет совет – приходи.

Лиля, как и ожидалось, сидела неподвижно, уткнувшись вкнижку. Даже издали было видно, что это совершенно не «Мумми-тролль», ну простоничего общего. Но и не Барбара Картленд, которую я узнавал с любого расстоянияпо карманному формату и красно-желто-зеленому оформлению обложки. Книжка,которую держала в руках Лиля, была обычного формата, очень толстая. Подойдяближе, я прочитал название «Украденные сны» и разглядел рисунок, на которомбыла изображена стройная блондинка с сигаретой в руках. Очередное любовноечтиво.

– Что читаешь? – спросил я, усаживаясь рядом и забираяу нее из рук книгу. – Опять какие-то страсти? Откуда деньги на такуюкнижку?

– У меня еще со вчера осталось, я не все потратила, –ответила Лиля, пряча глаза.

Значит, ни вчера, ни позавчера, ни три дня назад она непокупала мороженое, деньги на которое исправно просила дважды в день. Ах,хитрюга! Уходила, зажав в маленьком кулачке пятитысячную бумажку, а черезпятнадцать минут возвращалась и говорила, что было вкусно. Куда же она ихпрятала? Наверное, в книжки, с которыми не расставалась ни на минуту, дажекогда ходила «за мороженым». «Я посижу на лавочке, почитаю и съеммороженое, – говорила она мне. – А то пока я его сюда донесу, онорастает». В этом был резон, и мне, старому сыщику, и в голову не могло прийти,что меня легко и изящно дурит собственная восьмилетняя дочь.

Я осмотрел толстую голубую книгу и заметил сзади написаннуюшариковой ручкой цену «15.000». В конце концов, три порции мороженого, которыеможно было купить за 15 тысяч рублей, приносили удовольствия ровно на тридцатьминут, а пятисотстраничную любовную историю девочка будет смаковать по меньшеймере дня три. Стоит того. Надо только проверить, нет ли там какой-нибудьпорнухи.

Я открыл страницу с рекламной аннотацией и страшно удивился.

– Лиля, но это же детектив! Это не любовный роман.

– Я знаю, папа, – виновато ответила она. – Мнестало интересно.

– Тебе еще рано читать детективы, – авторитетно заявиля. – Ты ничего здесь не поймешь.

– Неправда, я прочитала уже двадцать страниц и все поняла.Можешь проверить. Хочешь, расскажу, про что там написано?

– Не хочу, – буркнул я. – Мне на работе детективовхватает. Пойдем обедать.

Когда к шести часам Рита на пляже не появилась, я понял, чтоее что-то задержало и ждать дольше смысла нет.

– Собирайся, котенок, – сказал я Лиле, натягивая джинсыи складывая в большую сумку наши пожитки.

– А мама? – спросила она, поднимая голову от толстых«Украденных снов». Ее большие темно-серые глаза смотрели обиженно инедоумевающе.

– Лилечка, ты же слышала, что мама рассказывала утром. У нихв гостинице произошло убийство, и теперь там работает милиция. Может быть, мамупопросили никуда не отлучаться.

– Ее что, подозревают?

Так. Ребенок в первый раз в жизни взял в руки детектив, ивот вам, пожалуйста.

– Нет, солнышко, но мама хорошо знала ту тетеньку, которуюубили, и ее, наверное, просят рассказать о ней поподробнее.

Лиля молча кивнула и стала одеваться. По-видимому, моеобъяснение ее вполне удовлетворило.

По дороге к дому на Первомайской улице мы зашли в магазинкупить что-нибудь на ужин. Наши хозяева разрешали пользоваться кухней, чтоозначало, что можно брать две тарелки, две вилки, нож, кастрюлю или сковородку,включать газ на плите и открывать водопроводный кран. Хранить же купленныепродукты было негде, потому что холодильник, как это часто бывает в семьях, гдепринято сдавать комнаты и углы, стоял в хозяйской горнице. О том, чтобызаходить туда, и помыслить было нельзя. Поэтому продукты, которые нужно хранитьв холоде, мы покупали в микроскопических дозах, то есть ровно столько, сколькоможно было немедленно съесть.