Хищная птица-любовь - Инна Бачинская

Философия, чувство юмора, жизненный опыт, дедукция вкупе с серыми клеточками и умение драться – убойная сила. И при всем при этом манеры наследного принца… Ну вот как это все сочетается в одном человеке? Загадка.

Учни подражают: половина в широкополых шляпах и черно-зеленых длинных шарфах в три слоя вокруг шеи; девушки поголовно влюблены и восхищаются. Причем «девушки» почтенного возраста: профессура, аспирантки, ассистентки, – не исключение. Капитан Астахов говорит, что Федор похож на жулика и афериста… Что-что? Это как? В каком смысле? В прямом. Никто поймать не может. А уж как стараются! А он всем улыбается, говорит комплименты, трогает за плечико, выслушивает, дает советы, приглашает на кофе, доводит до таяния и… ничего! Причем никаких претензий, одно обожание и вздохи больной коровы. Не универ, а пижонский фан-клуб. Нарвешься на своего, говорит капитан Астахов, ох, нарвешься! На свою, в смысле.

Капитан Астахов… пессимист, пожалуй, и скептик. В силу профессии. Работать в полиции и быть оптимистом? Не смешите. Капитан любит каркать и бывает, накаркивает: я же говорил! И торжество во взгляде. Федор Алексеев когда-то тоже был капитаном, но потом сменил военный мундир на академическую тогу, образно выражаясь. После долгих колебаний выбрал науку. Соскочил, но старые дрожжи бродят, и случись в городе что-нибудь из ряда вон, ставящее в тупик следственные органы, Федор тут как тут: вникает и начинает «отрабатывать» версии, одна другой… как бы это поделикатнее? Страннее! Капитан Астахов выражается более определенно – идиотские. А Федор сразу же проверяет их на Савелии. Савелий – его лакмусовая бумажка. Тот ничего не понимает, но честно задает вопросы… довольно… э-э-э… дурацкие, ладно, чего уж там. Вернее, не то, чтобы дурацкие, просто у Савелия свое видение, сдобренное тысячами прочитанных дамских романов. Федор объясняет ему раз, другой, а потом вдруг бац! Свет в конце туннеля! И расцветает ярким цветом новая прекрасная версия, от которой капитан Астахов хватается за голову и кричит что-то насчет мутной философии, которой они его достали. А тут еще Савелий подливает масла в огонь и выступает с воспоминаниями о читаной книжке… «Помню, читал в одном романе, – начинает он, запинаясь, – и там тоже… э-э-э… это самое и очень похоже». Савелий прекрасный человек, но никудышный оратор. Капитан смотрит на Федора, тот после минутного раздумья начинает толковать слова Савелия, обзывая его Дельфийским оракулом. Обалдевший капитан кивает Митричу, и тот спешит к любимым клиентам с новой порцией пива, а то и чего покрепче.

Ладно, к черту лирику. Итак, Федор Алексеев уже на точке, любимая шляпа рядом на стуле, на столе – большая коробка, завернутая в красную упаковочную бумагу, а наверху прилеплена такая же розочка. Подарок для Савелия. Капитан в силу занятости и отсутствия образного мышления доверил покупку Федору. После некоторого раздумья сказал, что подарок – вопрос философский, особенно когда дело касается Савелия… Одним словом, удиви нас, Федя. Ладно, сказал Федор и пошел покупать.

Между прочим, в прошлый день рождения капитан подарил Савелию пистолет-зажигалку в натуральную величину. Тот при виде подарка растерялся, струхнул и пролепетал, что не умеет стрелять. Научим, пообещал капитан, и лицензию выправим, будешь носить в кармане, от бандюков отстреливаться. На Савелия было жалко смотреть. Федор, сжалившись, объяснил ему, что это всего-навсего зажигалка, и тот едва не зарыдал от облегчения и радости, несмотря на то что не курит.

Капитан, как всегда, опаздывает. Работа у него такая – рабочий день ненормированный, покоя ни днем, ни ночью. Федор приходит тютелька в тютельку – академическая выучка, не иначе. Хотя он, скорее всего, уродился таким, тут вопрос скорее генетики.

Митрич присел за столик, поинтересовался, что за подарок. Федор ответил, что пока тайна, но можно попытаться угадать. Митрич задумался, пожал плечами, нерешительно предположил: книги? Папка для бумаг? Чернильный прибор? Федор только качал головой и улыбался.

– Я тоже хочу сделать ему подарок, – сказал наконец Митрич. – Шампанское или коньяк? Как по-твоему, Федя?

– Конечно, коньяк! – решительно заявил выросший у них за спинами капитан Астахов. – Без вопросов.

– Разве Савелий пьет коньяк? – усомнился Митрич. – Может, все-таки шампанское?

– При чем тут Савелий? Он вообще ничего кроме сока не пьет. Значит, коньяк и бутылку сока. Яблочного. Добрый вечер, господа! Ну и погодка! Как ты можешь в этом абажуре? – кивнул капитан на шляпу Федора. – Ветром не сдувает? Савелий не звонил? Вдруг погоды испугался!

– Придет. – Тот посмотрел на часы. – Через пять минут.

– Это подарок? – капитан приподнял коробку, подержал в руках, определяя вес. – Тяжелая. Неужели книги? Или… альбом! Федор?

– Версия ошибочна. Напрягись, капитан.

– Митрич, ты уже знаешь?

Тот покачал головой. Капитан снова поднял коробку и потряс.

– Тарахтит, – сказал. – Ваза? Кубок? Чашки? Вилки? Сервиз?

– Холодно!

– Интересно, Савелий догадается или нет, – капитан поставил коробку на стол. – Из какой области?

– Савелий! – воскликнул Митрич. – Ребята, он пришел! С днем рождения, Савелий!

– Я опоздал? – испугался тот.

– Ты вовремя, это мы раньше, – сказал капитан. – Замерз? Философ сказал, что ты не придешь из-за погоды. Садись, Савелий, сейчас согреемся за твое здоровье.

– Это тебе, – Федор протянул имениннику коробку.

– Мне? Спасибо! – обрадованный Савелий принял подарок; лицо его горело от снега и ветра, пегие прядки упали на лоб, он неуверенно улыбался. Не красавец, но очень хороший человек. – А что это?

– Никто не знает, – сказал капитан. – Сюрприз. Не томи, Савелий, открывай!

Савелий осторожно отлепил розочку и принялся неуклюже разворачивать обертку. Капитан и Митрич, вытянув шеи, стояли рядом. Федор сидел, ухмыляясь. Было тихо, только шуршание бумаги нарушало тишину, перекрывая бормотание плазмы. Наконец обертка была снята, и их глазам предстала белая коробка, заклеенная скотчем. Митрич протянул Савелию перочинный ножик, и тот с треском вспорол липкую ленту. Раскрыл коробку и замер, приоткрыв рот. На его лице появилось недоуменное выражение.

– Это же… офигеть! – капитан Астахов заглянул внутрь и поднял глаза на Федора. – Ну ты даешь, философ!

Савелий один за другим вытащил из коробки гигантских размеров и неимоверной красоты сверкающие сине-белые ботинки на роликах. Вид у него был озадаченный.

– Ты же собирался учиться, – сказал Федор. – Сам говорил, что Настенька и Герман умеют, а ты только бегаешь следом. Теперь будете кататься всей семьей.

– Федор, ты чего? Он же убьется! – Капитан хотел добавить, что Савелий на роликах как корова на льду, но прикусил язык.

– Надо делать над собой усилия, – сказал Федор. – Могу дать первые уроки. Как, Савелий?

– Ты умеешь на роликах? – удивился Митрич. – Не знал.