Девять с половиной - Марина Рыбицкая

Уже на пороге босса догнал Дмитрий и, вцепившись в рукав, заискивающе спросил:

– Где она? Я могу с ней встретиться?

– Зачем?

– Ну, мне без нее плохо, я по этой дуре соскучился, хавчик из магазина и шаверма тоже прилично приелись, да и услуги приходящей б… уборщицы обходятся дороговато… И найти свою бабу не могу: как сквозь землю провалилась, – поведал собеседник, глядя несчастными глазами.

– Я ее спрошу, и если Эля захочет, то свяжется с вами, – отрезал Максим.

Отцепив руку Дмитрия от своей, он медленно направился к машине, испытывая одновременно несколько чувств – гадливость, удивление и недоумение.

Не зная об этом разговоре, мне тяжело было понять, чем вызвано такое пристальное внимание к моей скромной персоне. Я решила прекратить этот тяжелый для меня разговор, сказав:

– Если у вас ко мне больше вопросов нет, я могу идти спать?

– Да, конечно, – задумчиво ответил Максим Александрович.

– Тогда спокойной ночи!

На следующее утро старик, выполняющий обязанности лекаря, зашел опять и был поражен скоростью заживления ран на моих лодыжках. Покачав головой, он сменил повязки и покинул шатер, бормоча что-то себе под нос. После скудного завтрака, состоявшего из фиников, сухой лепешки и воды, нас снова замотали в ткань и, посадив в повозку, приковали. Следуя приказу рабовладельца, меня и Алейду приковали рядом, и она смогла продолжать обучение языку. Достаточно скоро я уже могла понимать простейшие приказания, такие как: сидеть, стоять, есть, идти… ну и так далее. Мучаясь потерей памяти, тем не менее я прекрасно усваивала новый язык, и учеба шла полным ходом.

Дни были похожи один на другой как две капли воды. Не происходило ничего нового: мы ехали днем и останавливались ночью. Наша троица тщательно изолировалась от остальных невольниц, и охрана к нам тоже не приближалась без особой на то необходимости.

На пятый день путешествия мне стало плохо: тело охватила жуткая слабость, голова кружилась, и я практически теряла сознание. Алейда, увидев мое состояние, сначала умоляла меня держаться и прийти в себя, боясь, что больную рабыню убьют или попросту оставят в пустыне, но мне становилось все хуже и хуже, и тогда она закричала, прося о помощи. Подъехавший охранник оценил обстановку и поскакал докладывать хозяину.

Вскоре караван остановился, и рядом со мной появился лекарь, который, осмотрев меня, развел руками, не найдя никаких признаков заболевания и расписываясь в собственном бессилии. Вокруг меня столпилось трое или четверо мужчин. Они возбужденно переговаривались между собой, решая мою судьбу.

Внезапно я почувствовала облегчение. Как будто кто-то влил в меня по капле струйку энергии и жизнь вернулась. Не дожидаясь решения мужчин, я привстала, уверенно села на повозке и на ломаном языке сообщила:

– Я хорошо.

Они замерли и уставились на меня с изумлением. Это было понятно: практически умирающая женщина вдруг приходит в себя как ни в чем не бывало. Лекарь еще раз осмотрел меня и снова развел руками, на этот раз показывая, что его услуги здесь не понадобятся.

– Кто ты? – Подошедший ко мне хозяин приподнял мой подбородок рукоятью плети и заглянул в глаза.

– Я не знать, – призналась честно.

Раннее утро встретило прохладой из неплотно прикрытой форточки. Вылезать из-под одеяла категорически не хотелось. Но, грустно вздохнув и мимолетно подумав о тяжкой женской доле, я бодро вскочила с кровати и помаршировала в душ. Умывшись и приведя себя в порядок, я отправилась к плите и поразила воображение и желудок Максима Александровича омлетом с креветками по-испански, неострым салатом и нежно хрустящими круассанами к свежесваренному кофе.

Проводив до ворот гаража работодателя, стремящегося на ратный подвиг (то бишь в городской офис), я занялась рутинными делами, целый день летая по дому наподобие электровеника. И настолько заработалась, что не услышала вечером стука входной двери.

– У тебя красивые ноги, Эля… – Голос Максима заставил меня подпрыгнуть от испуга и сделать в воздухе практически немыслимый кульбит, поправляя и одергивая подол.

– Извините, Максим Александрович, такого больше не повторится, – жалко пролепетала я, стараясь не пересекаться с ним взглядом.

– Ну почему же, – весело отозвался он. – На тебя было очень приятно смотреть. – Максим помолчал и добавил: – Эля! Удовлетвори, пожалуйста, мое любопытство…

– Да? – прошептала я, внутренне настраиваясь на худшее. И дождалась…

– Пожалуйста, сними очки, – попросил Максим. – Всего на минуту.

– Зачем это вам? – попробовала оказать некоторое сопротивление, тоскливо осознавая, что уж если у мужчины в голове завьюжило, то ничем не выбьешь.

– Просто удивительно! Ты работаешь у меня уже больше месяца, а я до сих пор толком не видел твоего лица, – спокойно объяснил энцефалитный клещ в лощеной упаковке. – Прямо невидимка какая-то!

– Видели! – не собиралась я сдаваться ему без боя. – На фотографии в паспорте.

– И ты действительно считаешь, что там можно кого-то рассмотреть? – засмеялся бизнесмен, не унимаясь и не отступая с выбранного пути.

До меня окольными путями дошла незамысловатая истина: я попала! Очень сильно влипла. Скорее всего, после тщательного осмотра у меня опять начнутся серьезные проблемы. Но отступать было некуда. Видимо, я настолько расслабилась в атмосфере гостеприимного дома, что забыла про элементарную осторожность. Дура набитая, кто ж спорит: мне нельзя расслабляться.

Быстро прокрутив в мозгу обстоятельства и не найдя выхода из создавшейся ситуации, с видом идущей на казнь я медленно стянула очки и застыла, не поднимая глаз. Паника рвала меня изнутри когтями, выла дурным голосом, толкая на отчаянно-безумные действия.

– О боже! – выдохнул мужчина, разглядывая мое лицо.

Я просто физически ощущала его восхищенный взгляд и мысленно ежилась, холодея от собственных предположений.

Но продолжения с его стороны, как ни странно, не последовало… Вернее, оно последовало, но абсолютно непредсказуемое.

– Спасибо, Эля, – тихо сказал Максим Александрович и начал разворачиваться, чтобы уйти.

В удивлении кое-как нацепив очки на нос дрожащими пальцами, я потрясенно его спросила:

– И это все? Вопрос снят?

– А что ты еще ожидала? – спокойно откликнулся мужчина, не оборачиваясь.

– Не знаю, – честно ответила я, судорожно стискивая руки в замок.

– Тогда зачем спрашиваешь? – полуобернулся он.

Закаменевшее лицо ничего не выражало, зато вся его поза, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, сжатые кулаки – излучали с трудом подавляемый гнев. Вскоре он все же выплеснул его, но совершенно странным образом. Невесело усмехаясь, Максим добавил: