Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев

строгом черном костюме. В руках он держал внушительных размеров красную папку из кожи. Я кивнул. Он сразу спросил:

– Молвить по-нагорски або по-российски?

– По-российски, пожалуйста, – ответила мать. – Чтоб мы все понимали.

– Замечательно. Дело касается завещания, оставленного Веславой…

– Стоп. Какого завещания? – вмешался я, – Я знаю законы Нагоры. Дом переходит по крови следующему родственнику – вот и все. А вы шарлатан какой-то.

Парень в костюме принял оскорбленный вид. Ненадолго – вскоре он стал трагично вздыхать:

– Да, так было ранее, в дикие для нашего края времена. Полагаю, вы давно не были в Нагоре, раз мыслите в таких примитивных понятиях. Однако год назад, на основе децизии Великого совета, было решено привнести порядок в хаос обывательской жизни.

Он раскрыл папку и достал несколько документов, заверенных печатями. Текста было много, и нотариус услужливо нашел для нас нужные строчки.

«…Следуя программе развития государства Нагора, Великий совет одобряет ввод программы обновления жилья «Из вески в столицу», предложенный коммерческой организацией Sun & Son… Каждый житель следующих населенных пунктов – Подхала, Купавы, Паленица – обязан узаконить свое право владения домом, а также составить договор наследования недвижимого имущества. Дома, а также другие постройки, жители которых не узаконят свой статус или не укажут субъекта наследования, переходят в полное владение коммерческой организации Sun & Son».

Звучало вроде законно. Хотя я ничего не слышал об этой компании – Sun & Son. Но раз так решил сам Великий совет, то я, как нагорец, должен был подчиниться. Мы снова достали паспорта.

– Только русские? – спросил нотариус, листая книжечки. – Лишь нагорцы имеют право наследовать жилье в крае.

– Спокойно. Я нагорец.

И я показал ему свой паспорт. Могу поклясться, что на лице парня промелькнуло досадливое выражение.

– Замечательно, – сказал наигранно, – Прошу за мной. Я должен озвучить вам наказ Веславы.

Я обратил внимание на странный выбор слов. Нотариус привез нас к дому бабушки.

Это был старинный дом в старославянском стиле, изначально построенный еще в на рубеже XIX-XX веков. В начале 90-х его значительно реконструировал мой отец, недолго после знакомства с мамой. Делал пристройку и улучшал фасад из всего, что попадалось под руку, с усердием и страстью. Результат у него вышел необычный – это было странное смешение дерева, черепицы и кирпича – но я любил этот дом без памяти. Все-таки провел в нем 20 лет жизни.

Но когда отец с мамой перестали ладить, и она не захотела оставаться жить в Нагоре, с отцом остались жить только его родители – мои бабушка и дедушка. Когда батя пропал, дом остался в наследование бабушки – в нем на тот момент оставалась жить только она.

Во дворике нас встретила Роса. Кобыла несмело переставляла копыта и щипала молодую травку.

– У вас даже кони были? – спросил Дима.

– Ты разве не знал? – удивился я, – Мы с ней одних лет вообще. Помню, как в Купаве на ней маленький ездил. Ну как ездил – больше держался за гриву и паниковал, что свалюсь. А с Росой только бабушка умела ладить.

Дима хотел погладить Росу, но кобыла взмахнула гривой и грузно развернулась к нему объемистым задом. Я осторожно подошел к животному, прикоснулся к шерсти. Лошадь коротко фыркнула, но руку не стряхнула. Тогда я медленно провел ладонью по теплой морде – от влажных ноздрей до морщинистой кожи вокруг больших карих глаз. Роса наклонила голову, потянулась ко мне губами и шершавым языком оставила на плече мокрый след. Я взял поводья и завел кобылу в стойло. Кто теперь позаботится о ней, когда бабушки нет? Отвезти бы ее к Марчину. Ладно, потом решим.

Разговаривать решили на кухне. Обстановка здесь была такой, какой я ее всегда помнил. Буржуйка у стены – отец так и не успел построить настоящую печь – внутри которой еще лежали угли. В шкафу за стеклянными дверцами – чайный набор. Не помню, чтобы мы вообще когда-нибудь им пользовались, правда. В углу возле двери в большую комнату стоял небольшой низенький деревянный шкафчик с дверцей необычной формы. Дима открыл дверцу и пытливо заглянул внутрь. Стенки были обиты цинковой жестью, а на верхней полке лежал пустой контейнер. Сбоку на контейнере виднелся маленький краник.

– Это холодильник, веришь или нет, – ответила мама на невысказанный вопрос брата. – В контейнер клали лед. Веслава жила здесь без электричества, насколько знаю.

– В 2000-х провели, – сказал я. – Но мы редко пользовались.

– Итак, вы готовы ознакомиться с содержанием завещания усопшей? – спросил, чуть нетерпеливо, нотариус.

– Всенепременно. Однако присядем.

Нотариус открыл папку и достал запечатанный конверт.

– В этом конверте содержится написанное от руки завещание покойной Веславы Бончик. Однако… – Нотариус сделал паузу и спрятал письмо обратно в папку, – …покойная поставила одно условие. Незадолго до своей кончины она бъявила о наказе. Как вы знаете, без выполнения условий наказа оглашение завещания является невозможным.

– Напомните, пожалуйста, что такое наказ, – попросила мама.

– Как бы так проше… Это был народный обычай, а сейчас – правовой термин законодательства Нагоры. Смотрите: обычно люди просто оставляют завещание на случай преждевременной кончины. Однако в исключительных случаях, когда, скажем так… – он задумался и пригладил волосы, – …усопший не уверен, что желаемые обстоятельства осуществятся, он пишет наказ.

– Андрей? – мама устремила на меня проницательный взгляд. Дескать, так или нет?

– Есть такое, – кивнул я, – Однажды дедушка Витольд хотел оставить наказ. Написал, что наследники получат дом, только если смогут пересечь Нагору из одного конца в другой.

– Ну это не сложно.

– Сидя в мешках.

– Не волнуйтесь, Веслава ничего такого не требовала, – отозвался нотариус. – Сейчас я вам зачитаю.

В руках нотариуса появился лист бумаги, в нижней части которого стояла круглая печать.

– «В случае своей смерти прошу огласить мою последнюю волю родственникам только при соблюдении нижеуказанного состояния. В моем доме, в гостином зале, единовременно должны присутствовать девять человек", – Нотариус поднял глаза и пояснил, – Далее идет перечисление. "Мои любимые сыновья Збигнев и Марчин, а также их замечательные жены Алена и Каролина. Племянники, которые всегда грели мне сердце, даже если они не всегда были рядом – Андрей, Дмитрий и Матей. Мой любящий супруг, кому я не хочу принести горя скорбью обо мне, – Витольд. И, наконец, девушка, которая так часто бывала в нашем доме и кого я полюбила как родную – милая Стокротка. Я, Веслава Бончик, пишу этот наказ сознательно и без всякого принуждения". Подпись. Прошу убедиться в подлинности документа.

Нотариус протянул нам бумагу и продолжил:

– Спешу вас уведомить, что согласно закону Нагоры, время на выполнение наказа составляет две