Невский проспект - Дмитрий Вересов

Акентьев сдержанно улыбнулся.

– А вы, значит, по военной линии? – спросил он.

– Не совсем, – сказал молодой человек, – я по линии Совмина, аналитик. Стратегическое планирование и тому подобные вещи, которые обывателю кажутся скучными и бесполезными…

– Вы не обидитесь, – спросил Акентьев, – если я скажу, что и сам, пожалуй, отношусь к обывателям?

– Не обижусь, но и не поверю, – сказал Раков. – Я много наслышан о вашем батюшке. Мы, знаете, не только водку пьянствуем, но и в театре иногда бываем…

– Сын вина – уксус! – сказал Акентьев. – Боюсь, и сотой доли таланта мне не удалось унаследовать.

– Так ведь талант вещь такая странная! Неизвестно в чем может вдруг проявиться, – сказал совминовец. – Даже в переплетном деле! Вам оно нравится?

Акентьев кивнул.

– Другая реальность, другой мир, – продолжил Раков.

– Что?!

– Книги, я хочу сказать, – пояснил собеседник, – кажутся мне другой реальностью, в которую иногда хочется навсегда переселиться.

– Например, в такие вечера, – сказал Переплет и кивнул в сторону террасы.

Совминовец усмехнулся.

– В «Аленушке», полагаю, было повеселее!

Акентьев перестал улыбаться.

– Я и не догадывался, что моя скромная персона так давно попала в поле зрения отдела стратегического планирования. Так и представляю себе, знаете ли, армию аналитиков, пытающихся предугадать мой следующий шаг и чем он обернется в масштабах страны.

– А вы напрасно иронизируете, – заметил «стратег». – Знаете, историю ведь творят не массы, это я вам по большому секрету скажу, – историю творят люди. Личности. Такие, как вы или я. Или даже этот мудак Григорьев. Главное, оказаться в нужное время в нужном месте!

– Только не пытайтесь заверить меня, что переплетная мастерская – это место, где, как вы выразились, творится история. Мне бы этого очень не хотелось, – добавил Акентьев откровенно.

– Боже мой, – сокрушенно покачал головой Раков, – вы меня разочаровываете! Где ваш азарт, энтузиазм, извините за выражение, – вы ведь так молоды. А что касается мастерской, вы не правы – помните, кем были герои революции? Мастеровыми, рабочими, студентами, такими, как вы или я! Разве вам никогда не хотелось оказаться на их месте?

Это что – проверка на вшивость? Переплет посмотрел в глаза собеседнику и сказал прямо:

– Боже упаси!

– Ну вот и прекрасно! – сказал Раков. – Значит, договоримся.

Акентьев задумался над этим, неожиданным, на первый взгляд, выводом, а товарищ аналитик тем временем продолжал:

– Думаю, хватит воду толочь в ступе. У нас есть предложение, от которого вы не сможете отказаться. Знаете, откуда это? А впрочем, откуда вам знать. Суть в следующем. Через вашу мастерскую проходит большое количество литературы, которую не купишь в Доме книги. Наша страна, безусловно, самая читающая, но, как вы понимаете, главное – это не количество, а какчество!

Так и сказал – «какчество!» Акентьев, однако, не улыбнулся, почувствовав, что попал. Попал хорошо и надолго.

– А читают, простите за выражение, всякую дрянь! Не будем останавливаться на конкретных авторах, тем более что о вкусах не спорят.

– Боюсь, – сказал быстро Переплет, как в омут головой бросившись, – мой собственный вкус недостаточно высок, чтобы отличить зерна от плевел.

– Подождите, подождите! – попросил новый знакомый. – Кажется, сейчас у нас с вами возникло определенное недопонимание. Нас интересует исключительно литература, а не ее владельцы. Кроме того, мы вас не принуждаем, а предлагаем взаимовыгодное сотрудничество.

В последующие десять минут он разъяснил, что, собственно, имел в виду. В случае согласия Саше Акентьеву за его помощь гарантировался полный иммунитет в том, что касалось работы с книгами непопулярных в советском государстве жанров. Переплет сразу вспомнил совет, полученный от Федора Матвеевича совсем недавно.

– Хочу предупредить, – сказал тогда мастер, – в частном, так сказать, порядке, что к людям нашей профессии обращаются те, кто подхалтуривает распечаткой сочинений авторов, которые хотя и не находятся под запретом, но властью не очень одобряются, – Булгаков, Высоцкий, Галич… Вам это лишняя трешка-пятерка в карман, Саша. Но только не приведи господь – нарвутся потом эти распространители на какого-нибудь ответственного гражданина, и начнут органы распутывать, а вернее впутывать. Впутывать нас с вами, а нам это нужно?

– Нам это не нужно! – сказал тогда Акентьев.

Что ему нужно было, он еще и сам не понимал толком, но было ощущение, что очень скоро он это узнает. А буквально в тот же день в мастерскую обратился человечек, просивший «починить», как он выразился, книгу какого-то меньшевика.

– Чинят часы, мясорубки, холодильники! – сказал строго Федор Матвеевич. – А книги, уважаемый, переплетают, клеят, но никак не чинят.

Но отказал в помощи не из-за неточной терминологии, а потому, что не желал рисковать, связываясь с подобной литературой.

– У меня, Сашенька, – объяснял он, – супруга – сердечница! Случись что со мной – она просто не переживет!

И вот теперь Акентьев мгновенно представил себе возможную выгоду – пресловутые трешки-пятерки за переплет самиздатовских Галичей, Булгаковых, Высоцких, не говоря уже о Солженицыне, можно получать практически легально. А были еще «эротические» сочинения вроде «Камасутры» или «Лолиты» Набокова. Перепечатки с нью-йоркских изданий, четыре–пять копий, последние – с расплывающимися на дешевой бумаге буквами.

Взамен на покровительство товарищи из Совмина всего-навсего просили сообщать им о появляющихся в мастерской книгах на следующие актуальные для строителей коммунизма темы: эзотерика, мистика, тайные доктрины, оккультизм…

– Вы это серьезно? – нахмурился Акентьев.

На мгновение ему показалось, что его просто разыгрывают. Может быть, Дрюня сговорился с этим комитетчиком (Переплет не сомневался, что парень из гэбэ, но и гэбист может приколоться, разве нет?!) – сговорился подшутить над ним. Сейчас выскочит из-за розовых кустов – ловко мы тебя, брат?!

– Я это серьезно, – сказал спокойно Раков. – Причем, могу заверить – мы не намерены конфисковывать сами издания и привлекать их владельцев к ответственности. В конце концов, мы живем в свободной стране, если кому-то угодно тратить свое время на все эти фантазмы, то это его личное дело!

Вопрос, почему Совмин самого материалистического государства вздумал тратить на те же фантазмы свое время, был слишком очевиден.

– Понятия не имею, – пожал плечами Раков. – Я, как и вы, Александр, пока лишь подмастерье.

Я не волшебник, я только учусь… Может быть, кому-то там, наверху и правда хочется стать волшебниками. Ну, в любом случае, не наше это дело!