Шерас. Летопись Аффондатора, книга 1-я: 103-106 годы - Дмитрий Стародубцев

Дэвастас бережно, двумя руками, принял кинжал и, чуть выдвинув лезвие из ножен, прикоснулся губами к его холодной тверди.

Хавруш удовлетворенно кивнул, ударил ногами в бока лошади и помчался прочь. За ним последовала вся его свита.

Дэвастас проводил глазами кавалькаду, потом прикрепил к поясу ножны кинжала и вернулся к своему скакуну. Схватившись одной рукой за холку, он, несмотря на тяжелые доспехи, легким движением вскочил на коня.

Все атаки иргамов были отбиты. Наконец штурмовые отряды отступили, оставив у городских стен несколько тысяч убитых собратьев. После небольшой передышки иргамы вновь пошли на штурм – на этот раз одновременно с разных сторон. В их рядах было теперь больше порядка. На стенах, сразу во многих местах, завязался рукопашный бой, но теперь ослабевшим защитникам города не удавалось скинуть противника. В яростной рубке авидроны гибли один за другим. Превосходство иргамов становилось всё очевиднее. Поскольку опрокидывать штурмовые лестницы было больше некому, циниты Хавруша беспрепятственно взбирались наверх, подбадривая друг друга победными криками…

Вскоре главные городские ворота распахнулись. Всадники Дэвастаса, подгоняя лошадей громкими восклицаниями, влетели в город и, не задерживаясь у стен, помчались по главным улицам, размахивая клинками и сметая всё на своем пути. Один поднял на копье попавшегося под руку горожанина, другой на полном скаку ударом меча снес голову авидронскому воину, кто-то выпустил стрелу в мальчишку с пращей и пронзил его насквозь. На перекрестках от конницы отделялись мелкие группы, заполоняя темные узкие улочки города. Всех, кто встречался, убивали на месте.

Дэвастас с несколькими сотнями всадников сразу проследовал к зданию Липримарии. Спешившись, иргамы ворвались на территорию дворца. Их атаковали стражники в тяжелых пластинчатых доспехах. Завязался бой.

Неудержимый Дэвастас сражался впереди всех. Он опрокидывал наземь тяжеловооруженных авидронов и добивал их длинным кинжалом с волнистым клинком. Его воины едва поспевали за ним, многие из них падали смертельно раненные, другие пятились под сокрушительными ударами тяжелых авидронских мечей; и, казалось, только Дэвастаса не смущает исступленное сопротивление авидронов. Лишь благодаря ему иргамы шаг за шагом теснили противника.

Дэвастас, ни на мгновение не ослабляя натиска, продолжал прорубать путь к дворцу, оставляя за спиной широкую просеку из лежащих друг на друге окровавленных тел. Наконечник авидронской стрелы расплющился о его массивное оплечье, свинцовая пуля, выпущенная из пращи, сбила султан на его шлеме… Но вскоре последний авидронский стражник рухнул на гранитные плиты дворцовой лестницы, и иргамы устремились по ее широким ступеням к громадному порталу в виде солнца, ведущим внутрь Липримарии.

Тем временем сопротивление защитников на стенах было сломлено. Иргамы добивали остатки гарнизона, поджигали или сбрасывали вниз метательные механизмы. В город хлынули тысячи пеших воинов, опьяненных жарким боем и кровью. Началась резня. Иргамы не ограничились убийствами и грабежами, а предались самому изощренному разгулу.

Тех, кто пытался защищаться, в ярости разрубали на куски. Мужчинам ломали кости, выкалывали глаза и подвешивали вниз головой; женщин швыряли к ногам вооруженной толпы; обезумевшие от вседозволенности циниты жадно набрасывались на жертву, рвали в клочья одежду и мучили до смерти. И никто не мог избежать расправы…

Когда стемнело, город озарился огнями пожаров. Разъяренные языки пламени рвались к небу, отбрасывая в стороны фонтаны искр. А на улицах, под стенами домов, на мостовых лежали тысячи обезображенных трупов.

И длилась ночь бесконечно. И освещала небосвод Хомея, а с ней мириады звезд. Теплыми струями проникали в дома густые влажные сумерки, обволакивали безмятежно спящих, шептали над ними молитвы предков.

А потом был рассвет. Упорхнули прочь ночные бабочки. Река Анкона, клубясь в утренней истоме, наполнила улицы розовым туманом.

Из-за зубцов далеких башен, из-за золотых вершин дворцов уверенно поднимался неистово яркий факел – огромный солнечный диск. Его первые лучи, еще холодные и робкие, отогнали мрак, погасили звезды, окрасили пурпуром тонкую пелену облаков; потом, словно набрав силы, прибили туман к земле, увлажнив камни мощения, залили улицы радостными бликами, проникли сквозь окна в жилища, наполнив их мягким светом.

Город стал оживать, заполняться звуками. Скрипели повозки, ржали лошади, громко спорили торговцы, стучали в кузницах молоты, перекликались утренними сигналами гарнизонные трубачи.

Уличный шум нарастал, но в убранных роскошью покоях акелины, где стены были затянуты тканями, а пол устлан коврами и усыпан расшитыми подушками, было по-прежнему тихо. И только громкий оклик под самым окном разбудил юную девушку.

Андэль (так ее звали), стараясь не нарушить сон седовласого мужчины, соскользнула с высокого ложе, встала и с удовольствием потянулась. Легко ступая по мягким коврам, она приблизилась к окну и, ничуть не стыдясь наготы, выглянула наружу.

Посреди площади, рядом с Дорожным камнем, стоял в величественной позе виновник пробуждения девушки – немолодой гиоз с граненой дубинкой в руке. Голову воина прикрывал железный полушлем со сверкающими бронзовыми накладками, на шее красовался белый наградной платок; под синим коротким плащом, скрепленным на правом плече серебряной фибулой, угадывались пластинчатые оплечья и ножны меча. Рыбак, закутанный в старый плащ, с тяжелой корзиной на плечах, остановился, услышав оклик стража порядка, заметил на мостовой трепыхающуюся рыбешку, выпавшую из его корзины, подобрал ее, благодарно кивнул и продолжил свой путь…

Подняв белокурую головку к небу, Андэль вздохнула полной грудью чудесный воздух – сладковатый, с привкусом барбариса, и еще раз беззаботно потянулась.

За ее спиной послышался неясный шум. Андэль оглянулась. Мужчина, которому она этой ночью принадлежала, во сне перевернулся со стоном на спину. Он был стар, и его лицо напоминало распаханное поле – одни шрамы и морщины, но руки, которые он раскинул в стороны, были большими и жилистыми. Андэль знала, что они сильны, как клешни, она вспомнила его не по возрасту крепкие ночные объятия, могучие плечи, железную грудь…

Спящий старик был знатным воином. Его роскошные одежды, прочный цельнокованый нагрудник, церемониальный шлем, оружие с золотой насечкой лежали здесь же, на напольных подушках.

Седовласый военачальник посетил акелину накануне, приведя с собой целый отряд подвыпивших друзей. Он был радушно встречен, окружен целой свитой служанок и танцовщиц и препровожден на хирону, верхнюю открытую часть здания. Там благоухал цветочный сад и били прохладные фонтаны, и некоторое время он отдыхал под звуки ласковых песен черноволосых смуглянок. Притомленный неразбавленным вином, он кинул распорядительнице золотую монету и потребовал привести всех свободных от свиданий женщин. Ему без утайки были предъявлены самые дорогие девушки акелины – многие родом из далеких стран, но его выбор немало удивил: военачальник впился в персиковые губы неопытной соотечественницы шестнадцати лет. Он тут же уединился с ней, оставив остальных красавиц на попечение своих товарищей.