Часовня погубленных душ - Антон Леонтьев

Эта страшилка была известна в Заволжске каждому ребенку и являлась неотъемлемой частью городского фольклора.

– Никита, прекрати! – попросила его Марина, но тот и не думал менять тему.

– Конечно, здесь был дядя Крюк! – выпалил Никита. – А кто ж еще? Ведь тут его владения! Ну что, вы будете дожидаться, пока он вас заберет, или поедете со мной?!

Молодые люди вернулись к кабриолету и заняли свои места. Однако настроение у всех было подавленным. У всех, за исключением Никиты, который, казалось, находился в отличном расположении духа.

Насвистывая песенку-страшилку про дядю Крюка, он завел двигатель, и автомобиль тронулся с места. Оксана, которой, видимо, надоело изображать из себя перепуганную до смерти особу, заинтересованно спросила:

– И все же кто мог это сделать? Я имею в виду – отрезать голову несчастной собачке? И зачем?

– Ну, выяснить, почему кто-то убивает, вряд ли представляется возможным! – ответил Никита. – Зачем дядя Крюк убивал людей и отрезал им головы? Свою тайну он унес с собой в могилу. Вернее, в Волгу, которая и стала его последним пристанищем.

– А правда, что головы его жертв так и не нашли? – продолжила Оксана, и Марина по ее тону заметила, что подруга вполне оправилась от шока, если шок вообще был.

– Что верно, то верно! – заявил Тимофей. – Он отсекал всем жертвам головы, а на их теле оставлял раны, которые наносил при помощи стального крюка, который таскал с собой. Поэтому Онойко и получил прозвище дядя Крюк. Причем количество ранений соответствовало порядковому номеру жертвы. У первой было всего лишь одно ранение, у второй, соответственно, уже два, а у последней найденной – двадцать шесть. Потому что тело самой последней, двадцать седьмой жертвы дядя Крюк куда-то спрятал.

– При обыске в его гараже нашли пятилитровую банку, заполненную формальдегидом, а в ней плавали глаза его жертв! – пророкотал Никита. – Он выковыривал их из отрезанных голов и сохранил, так сказать, в качестве сувенира. А вот куда он дел головы, никто, кроме него самого, не знает. Говорили, что он головы вываривал, мясо пожирал, а черепа хранил в тайнике. Ну, вот мы и на месте!

Молодой человек затормозил, и кабриолет плавно остановился. Марина увидела, что они съехали с шоссе, плавно уходившего вдоль берега Волги куда-то вдаль, и сейчас находились на крутом берегу, выдававшемся, подобно балкону, над величественной, мерно текшей в трех десятках метрах под ними рекой.

Друзья вышли из автомобиля и осторожно подошли к заросшему бурьяном обрыву. Марина не рискнула заглядывать вниз, зато Никита, не удержавшись, подошел к самому краю.

– Ого! Ночью все выглядит совершенно иначе! – присвистнул он. – Тимыч, мы же с тобой столько раз тут были, но всегда днем! Вот, именно здесь и сожгли дядю Крюка…

Он указал на пустырь, раскинувшийся за ними.

– Первые несколько лет тут даже имелась огромная подпалина, – пояснил Тимофей, прижимая к себе Оксану. – Все же дядю Крюка облили бензином из четырех канистр! Но потом, конечно же, природа взяла свое, и подпалина заросла травой. Хотя помнишь, Никита, мы когда-то пытались ее найти – и нашли. Потому что если оторвать дерн, то можно еще наткнуться на старую прокопченную землю – следы казни дядя Крюка.

– А тех, кто принимал участие в его казни, не наказали? – спросила тихим голосом Марина. В отличие от своих приятелей, она была родом не из Заволжска, переехала в город вместе с родителями всего несколько лет назад, поэтому местный фольклор знала не очень хорошо.

– Власти были даже рады, что все так закончилось! – заявил Никита. – Потому что смерть Онойко стала идеальным разрешением сложившейся ситуации: государству не пришлось вести громкий процесс, а маньяк получил по заслугам. Да и взрывоопасная ситуация после кончины дядя Крюка нормализовалась в считаные дни. Никто из тех горожан, что принимали участие в казни серийного убийцы, не понес наказания, наоборот – они стали героями. Власти бы ни за что не посмели арестовать хотя бы одного из них, иначе наверняка бы начались новые потасовки, чего никто, естественно, не желал.

Он смолк, уставившись на расположенное в непосредственной близости от обрыва заброшенное кладбище. В серебристом свете луны были видны покосившиеся кресты, надгробные памятники и склепы. Старое кладбище было закрыто еще в конце пятидесятых, после того как в нескольких километрах к югу появилось новое. Захоронения, многие из которых относились к концу девятнадцатого или началу двадцатого века, оказались никому не нужны, сюда наведывались лишь местные мальчишки в поисках острых ощущений. Впрочем, после того как стало известно, что маньяк Онойко именно там устроил себе гнездо, где хранил инструментарий, а также части трупов своих жертв, родители строго-настрого запретили чадам посещать кладбище. Но отдельные сорванцы, такие, как Никита и Тимофей, пренебрегали запретом.

– Дядя Крюк! Ты нас слышишь? – произнес зловещим голосом Никита. – Это ведь твоя ночь! Здесь ты, объятый пламенем, сиганул с обрыва в Волгу ровно двадцать пять лет назад, и некоторые верят, что ты когда-нибудь снова вернешься в наш грешный мир! Если так, и ты покинул ад, то дай нам знак! Дядя Крюк, скажи, ты ведь вернулся в Заволжск?

И вдруг откуда-то со стороны раздался утробный, мрачный рев и послышались жуткие слова:

– Я вернулся! Вернулся из ада! Чтобы убить! И сейчас я начну с вас!

Девушки отчаянно завизжали, а Никита захохотал, как сумасшедший. Рев создал Тима – именно он и напугал всех.

– Никогда больше не делай так! – колотя кулачками по его груди, закричала в сердцах Оксана. – Господи, я так перепугалась! Подумала, что…

Она смолкла, а Никита, закурив сигарету, спросил:

– Подумала, что дядя Крюк действительно вернулся в Заволжск с того света в годовщину своей гибели двадцать пять лет спустя? Кто знает, кто знает… Вспомни, что орала нам вслед Ведьма: сегодня особая ночь. Может, дядя Крюк и в самом деле наблюдает сейчас за нами, намереваясь нас убить при помощи своего легендарного стального крюка…

Внезапно откуда-то со стороны послышался треск, как будто кто-то наступил на сухую ветку. На сей раз проняло даже и Никиту с Тимофеем. На несколько бесконечно долгих мгновений воцарилась тишина.

– Что это было? – спросила в ужасе Оксана. – Неужели здесь кто-то есть?

– Конечно, есть! – усмехнулся, попыхивая сигаретой, Никита. – Я же сказал тебе – дядя Крюк. А теперь айда на кладбище…

– Мы так не договаривались! – произнесла упрямо Марина. – Я хочу обратно!

Никита, который ужасно не любил, когда ему перечили, поджал губы:

– Ну, тогда можешь обратно в город на своих двоих топать. Потому что лично я хочу сейчас прогуляться по старому кладбищу. Там же до сих пор остались руины часовни, в которой дядя Крюк занимался своим кровавым делом! Кто со мной?

Оксана, только что заявлявшая, что ей ужасно страшно, не преминула воспользоваться возможностью и, бросившись к Никите, заявила: