Трехручный меч - Юрий Никитин

В сторонке слышался сухой треск, расщелкивание, будтомедведь драл щепу. Я тихонько раздвинул ветки, выглянул, пригибаясь. С дерева смассивным, как у бабо… тьфу, баобаба, стволом до самой земли свешиваются ветви,листья хилые, зато стручки, похожие на гороховые, длинные, в человеческий рост.Одни еще зеленые, как у молодого горошка, другие посерели, подсохли, два вовсераскрыты…

Я пошарил взглядом по земле, горошины должны быть с теннисныемячи, если не с волейбольные, трава слегка примята, но поляна пуста, только вдвух местах землю вздыбили выпирающие корни.

Пока я осматривался, треск повторился. Один из сухихстручков дрогнул, между плотно сомкнутых половинок возникла крохотная щель.Треснуло еще громче, затрещало чаще, половинки стали раздвигаться, просунуласьтонкая рука, размером с детскую, слепо пошарила по воздуху. Внутри стручказадвигалось, показалась голова, плечи. Затаив дыхание, я наблюдал, какчеловечек выползает, щель узка, застрял, упирается ручками с таким усилием, чтоя привстал, собираясь выйти и помочь, но я человек благоразумный, вспомнил проимпринтинг, это же я буду первым, кто попадется ему на глаза, сочтет меня мамойи будет ходить следом, а на фиг оно мне надо? Многодетность присущамалообразованным народам, а русскому интеллигенту и одного ребенка много.

Человечек вывалился из стручка, створки так и осталисьполураскрытыми, хотя только что вроде бы удерживали в своем лоне. Возможно, этотакой тест на выживание: у кого не хватает сил выбраться, пусть мрет, и безнего земля заполнена хилыми да слабыми, пусть потомство дают герои… да-да,особенно те, у кого за плечами трехручный меч!

Полежав минуту, человечек набрался сил, тихонько поползпрочь с поляны, потом приподнялся на четвереньки и добрался до стены деревьев.Там встал на задние конечности, почти нормальный человек, только мелковат, ноеще чуть подрастет, пропорции указывают на детскость, даже голова великовата,шагнул уже на двух, ручкой придерживается, чтобы не рухнуть, молодец, всесхватывает, или генетическая программа предусмотрела и это, в следующеемгновение зеленые листья скрыли его от моих глаз.

Я вздохнул с облегчением, поднялся, разминая затекшую спину,шагнул на поляну с этим бабо… баобабом. Затрещали сразу два стручка, на одномпоявилась узкая полоска. А на другом половинки стали расходиться. Я поспешноотпрыгнул обратно, не хватало еще двух импринтированных, обошел странное деревопо широкой дуге.

Справа шуршит, чавкает, хлюпает, хрустит. Я отступил, чтобы,прячась за густыми кустами, не подобралось это шуршащее, и через минуту наполяну выскочил ящер ростом с меня, показавшийся мне металлическим. Во всякомслучае, весь синий, кожа отливает металлом, спина вообще как будто шалашикомдве танковые гусеницы, рога точно железные, прямо трехгранные штыки.

— Эй-эй, — сказал я предостерегающе, — тыведь травоядный, раз у тебя рога!.. Иди себе, я твоих ящерок не трону.

Он глухо зарычал, узкие глаза начали наливаться кровью. Вотличие от привычных динозавров передние лапы вовсе не лапки, как даже утираннозавров, а могучие, мускулистые и весьма бойцовские руки. На пальцахжелтоватые мозоли, словно тренируется в ударах кулаками по дереву.

Еще я заметил между пальцами тонкую перепонку, но этоговорит только о том, что умеет драться и в воде. Даже под водой. Я же неочень-то умею драться и здесь, в лесу, я нормальный образованный человек сдвумя «высшими» из эпохи консенсусов и гомосеков, то бишь компромиссов. И хотяуже помахал однажды в этих краях мечом, однако же привычка махать языком впоисках компромиссов и консенсусов все же сильнее.

— Ладно-ладно, — сказал я примирительно. — Яухожу, это твой участок леса.

Он зарычал громче, танковые траки на спине вздыбилисьпотрясающее зрелище, мои колени стали ватными. Я попятился, стараясь несмотреть ему в глаза, кингконгов это, по словам зоопсихологов, весьмараздражает.

На следующей поляне меня прогнали какие-то лесные люди слыковыми бородами и бледными, как деревья с содранной корой, лицами.

— Ладно-ладно, — повторил я поспешно. — Вижу,место занято. Ухожу-ухожу.

Только перешел чуть дальше, и там занято, на этот раз эльфысоревнуются в стрельбе из луков, свидетели их-де раздражают. Да что это я,мелькнуло в голове. Там волк и ворон жрут в три горла, у них нет никакихинтеллигентских мерехлюндий насчет приоритета и суверенности. У кого мечдлиннее, у того и суверенитет выше. Вот у США даже на арабском Востокесуверенитет появился и свои интересы откуда-то взялись, что в переводе на нашязык: буду охотиться, где захочу. А я сопли жую, опять меня обойдут… ужеобошли.

Озлившись, я подвигал плечами, укладывая меч за спинойполучше, чтобы рукоять на виду, пошел, громко топая и нарочито наступая насучья. Деревья расступились, но не простор впереди. Вернее, простор, но совсемне тот, какой ожидал, а обширное и довольно противное болото. Конечно, с видуочень красивое: лилии, кувшинки, чистенькие такие лягушечки на толстых мясистыхлистьях, живописная коряга посреди болота — угрожающе вздыбленные к небу корни,блестящая слизь, однако же мне, похоже, придется идти через это болото, а ятакой, что этой живописности предпочел бы заурядное и примелькавшееся дотошноты асфальтовое шоссе.

С первых же шагов к ногам присосались жадные и липкие, каксборщики налогов, пиявки. Я взвыл от омерзения, увидев их раздутые жирные тела.Одну попытался оторвать, она лопнула в моих пальцах, руку окрасило кровью полокоть. Меня едва не стошнило, к противоположному берегу несся, какбронетранспортер по мелководью.

Мелькнула мимо коряга, на нее взобралось нечто мокрое иблестящее, как тюлень, и провожало меня удивленными глазами, проскрежеталовслед что-то призывное. Наверное, у него период спаривания, но я не геройзападного толка, что копулирует все, что двигается и что не двигается, я жеразборчивый, мадам, я же эстет, мне надо обязательно тоже с высшимобразованием, чтобы и на рояле, и на фортепиано, и вообще везде, где захочу,так что промчался до берега, выбрался из теплой жижи, и почти сразу напоролсяна оленей.

Прямо передо мной оказалась семья: папа-олень, мама-оленихаи чудесный олененок, вылитый Бемби, хоть сейчас в мультик или на конфетнуюобертку. Я торопливо сорвал с плеча лук, пальцы дрожат, только бы успеть,наложил стрелу, а они все трое подняли головы и воззрились на меня в безмерномудивлении: чего это, мол, так торопился, запыхался?

Рывком оттянул тетиву, отпустил, с такого расстоянияпромахнуться трудно, стрела ударила олененка в левый бок. Он подпрыгнул наместе на всех четырех, стрела погрузилась по самое оперение, что значит хорошенькоедельце — молоденькое тельце. Взрослые олени еще мгновение смотрели дикимиглазами, наконец сообразили, что они не в зоопарке, а я не зеленый, с сопениемломанулись через кусты, только затрещало по лесу.

Олененок упал на бок, большие коричневые глаза смотрятумоляюще: помоги, спаси, что-то мне делает больно.