Человек, который улыбался - Хеннинг Манкелль

– Такое случается, – сказал Валландер сочувственно. – На одну секунду ослабил внимание – и все.

– В тот вечер был густой туман, – сказал Стен. – И мой отец никогда, ни разу в жизни и ни при какой погоде не превышал скорость. Почему вдруг ему понадобилось превышать скорость в сплошном тумане? Он ездил медленно и осторожно, почему-то страшно боялся задавить зайца.

Валландер внимательно посмотрел на него:

– Ты что-то недоговариваешь.

– Следствием занимался Мартинссон, – сказал Стен Торстенссон.

– Очень хороший следователь. Если он пришел к выводу, что все так и было, у тебя нет причин ему не верить.

Стен Торстенссон внимательно посмотрел на Валландера:

– Я ни на секунду не сомневаюсь в профессиональных качествах Мартинссона, как и в том, что отца нашли в машине мертвым – в перевернутой, искореженной машине на лугу. Но очень многое не сходится. Там что-то случилось.

– Что?

– Что-то еще, не просто авария.

– Что, например?

– Не знаю.

Валландер встал, чтобы налить себе еще кофе.

«Почему не сказать как есть? – подумал он. – Да, Мартинссон очень хороший следователь, он изобретателен и энергичен, но часто небрежен».

– Я внимательно прочитал материалы расследования, – сказал Стен, когда Валландер вернулся с чашкой в руке. – Я был на месте происшествия, читал протокол вскрытия, говорил с Мартинссоном. Я все обдумал, и вот я здесь.

– Что я могу сделать? – спросил Валландер. – Тебе, как адвокату, прекрасно известно, что в каждом следствии есть дыры, которые так и не удается залатать. Твой отец был один в машине, и, если я тебя правильно понял, свидетелей нет. То есть никого, кто мог бы со стопроцентной гарантией описать, что произошло с твоим отцом.

– Что-то случилось, – с той же задумчивой интонацией сказал Стен Торстенссон. – Что-то не сходится, и я хочу знать, что.

– К сожалению, не могу тебе помочь. Даже если бы и хотел.

Но Стен его словно бы и не слышал.

– Ключи, – сказал он, – только один пример – ключи. Ключей в замке не было, они лежали на полу.

– Ключи могли выскочить, – возразил Валландер. – При такой аварии может произойти все что угодно.

– Замок зажигания не поврежден. Ни один из ключей даже не погнут.

– Наверняка этому есть объяснение.

– Я мог бы привести и больше примеров, – заключил Стен, – но и так понятно: что-то случилось. Папа погиб в автокатастрофе, которая была не автокатастрофой, а чем-то иным.

Валландер задумался.

– Может быть, он покончил с собой? – спросил он наконец.

– Я думал о такой возможности, но отверг ее полностью. Надо было знать моего отца.

– Большинство самоубийств неожиданны, – заметил Валландер. – Но тебе, конечно, лучше знать.

– К тому же, – медленно произнес Стен Торстенссон, – есть еще одна причина, почему я не могу поверить в версию с аварией.

Валландер внимательно смотрел на него, ожидая продолжения.

– Отец был веселым и открытым человеком. Если бы я не знал его так хорошо, я бы не обратил внимания на произошедшие с ним в последние полгода изменения. Другим они, может быть, и не были заметны, но я-то видел их совершенно ясно.

– А ты можешь описать это поточнее?

Стен Торстенссон покачал головой:

– Не думаю. Просто я чувствовал, что его что-то тревожит. Причем он тщательно это скрывал, старался, чтобы я не заметил.

– И вы никогда на эту тему не говорили?

– Нет.

Валландер отодвинул пустую чашку.

– Мне очень жаль, но я ничем не могу тебе помочь, – сказал он. – Как твой друг, я всегда охотно тебя выслушаю. Но полицейского комиссара Валландера больше не существует. Мне даже не льстит, что ты притащился сюда, чтобы со мной поговорить. Я ничего не чувствую, кроме усталости.

Стен Торстенссон открыл было рот, чтобы что-то сказать, но раздумал.

Они встали.

– Что я могу на это возразить? – сказал Стен, когда они уже вышли из музея. – Если ты так решил, это твое право.

Валландер проводил его до машины и вытащил из багажника велосипед.

– Мы никогда не научимся побеждать смерть, – сказал он, неуклюже пытаясь проявить сочувствие.

– А я этого и не требую, – ответил Стен Торстенссон. – Я просто хочу знать, что произошло. Это была не автокатастрофа.

– Поговори еще раз с Мартинссоном. Можешь ему сказать, что это я тебе посоветовал вновь к нему обратиться.

Они попрощались. Валландер долго следил за удаляющейся машиной, пока та окончательно не скрылась за песчаными дюнами.

Почему-то ему надо было спешить. Он не мог уже оттягивать. Тем же вечером он позвонил своему врачу и Бьорку и сообщил, что уходит из полиции.

После этого он еще пять дней прожил в Скагене. Чувство опустошенности не уменьшилось, но он теперь с облегчением сознавал, что все-таки сумел принять решение.

В воскресенье 31 октября он вернулся в Истад, чтобы завершить все формальности и подписать документ, свидетельствующий, что Курт Валландер больше не является сотрудником полиции.

Утром в понедельник 1 ноября будильник прозвонил в начале седьмого. Но он мог бы и не звонить: Валландер не спал всю ночь, если не считать того, что пару раз на несколько минут проваливался в дремоту. Он несколько раз вставал и думал, стоя у окна, выходящего на Мариагатан, что уже который раз в жизни принимает совершенно неправильное решение. Почему он не может жить естественно, как все остальные? Ответа на этот вопрос он так и не нашел. Наконец он уселся в кресло в гостиной, включил радио и, уменьшив звук, стал слушать музыку. Ближе к утру ему удалось себя убедить, что другого выхода нет: у него не было ни сил, ни желания бороться, он понимал это совершенно ясно. «Что ж, – думал Курт, – наверное, каждому суждено испытать в жизни такой момент. Невидимые силы подтачивают нас всех, и в конце концов мы сдаемся. И никто не может этого избежать».

Несмотря на бессонную ночь, он встал точно по звонку будильника, поднял с пола в прихожей «Истадскую смесь», поставил кофе и принял душ. Все эти механические, годами отработанные действия казались почему-то непривычными. Вытираясь, он попытался вспомнить, каким же был его последний день на службе почти полтора года назад. Было лето… он навел порядок в своем кабинете и пошел в кафе на берегу, где написал мрачное письмо Байбе. Если бы его спросили, давно это было или недавно, он бы не знал, что ответить.

Он присел к кухонному столу и начал задумчиво помешивать ложечкой кофе.

Это был его предпоследний рабочий день.

Сегодня – последний.