Антизолушка - Татьяна Герцик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что ж это такое! Никогда со мной ничего подобного не бывало! Нет уж, лучше я никогда не буду его видеть, и это наваждение наконец пройдет!
Любовь Николаевна сочувственно погладила ее по руке.
— Я не такая стерва, как ты думаешь. И прекрасно знаю, что такое неразделенная любовь. Как-то раз сама попалась в эту ловушку. Но вот что я тебе скажу: чтобы потом не жалеть, не думать, что могло бы произойти, будь ты порешительнее, напиши ему письмо. Хорошо бы, конечно, электронной почтой послать, если адрес знаешь, но если он не захочет ответить, то и не узнаешь никогда, получил он сообщение или нет. Лучше на бумаге напиши. Объясняться глаза в глаза стыдно и страшно, а бумага всё стерпит. Только поставь свои условия и четко дату определи, а то будешь ждать ответа всю оставшуюся жизнь. И еще один совет: обязательно пошли письмо с уведомлением о вручении, чтобы знать наверняка, дошло оно до него, или нет. Не ответит, вычеркивай его из памяти и спокойно живи дальше. Если постараешься, он станет только забавным прошлым.
Лиза скованно поблагодарила коллегу, внезапно из соперницы превратившуюся в доброжелательницу. Они вышли в вестибюль и молча разошлись, суховато кивнув друг другу на прощанье. Любовь Николаевна вернулась в отдел, где расстроенные и раздосадованные женщины допивали оставшееся вино, с немым укором взглядывая на нее, заставляя неловко ежиться под этими неприязненными взглядами.
А Лиза спустилась на первый этаж, где и наткнулась на спешащего наверх Лешика. Раскинув в стороны длинные руки, он развязно перегородил ей дорогу.
— Бесценная Елизавета Александровна! И куда это вы удираете с работы раньше времени? А вот доложу-ка я об этом вашей строгой начальнице!
Лизонька лучезарно улыбнулась, отметив, что от непрерывных улыбок в уголке рта уже начинается нервный тик.
— Я не работаю здесь больше, Алексей Тимурович!
Лешик озадаченно нахмурился.
— Не понял?
Она терпеливо пояснила:
— Я уволилась. Так что прощаюсь с вами. Передайте от меня привет вашим сотрудникам и сообщите, пожалуйста, что больше я своими просьбами никому надоедать не стану! — обошла его, превратившегося от такой невероятной вести в соляной столб, и села в ожидавший ее у входа черный Вольво.
Очнувшись, Лешик дернулся, как испорченная заводная игрушка, и запрыгал наверх подобно длинноногому кузнечику. С шумом влетел в отдел и с порога завопил, заставив всех подскочить на своих местах:
— Надо же, довели! Она уволилась!
Все в недоумении повернулись к нему. Владимир Иванович хмуро переспросил:
— Да не ори ты так! Говори толком!
Лешик передохнул и сказал уже обычным голосом:
— Лизонька уволилась! Я ее только что на лестнице встретил! Остекленевшая вся, а глаза совершенно пустые и, по-моему, заплаканные. Кто-то ее жутко обидел. Кстати, она просила передать всем привет и сообщение: больше она своими просьбами нам надоедать не будет. А кому она просьбами надоедала?
И все невольно посмотрели на посеревшего от мучительной душевной боли Зайцева. Владимир Иванович быстро проговорил, желая смягчить накаленную обстановку:
— Ого! Шестой час уже! Пора по домам собираться.
Но никто не двинулся с места, глядя, как Илья тихо встает и уходит из комнаты.
Генрих заволновался.
— Может, пойти за ним?
Игорь не позволил:
— Да не надо, дайте мужику одному побыть! Пусть обдумает, что делать, не мешайте! Может, что дельное решит.
Три недели в отделе автоматизации царил траур. Все ходили на цыпочках и говорили больничным шепотом, охраняя тоску коллеги. Илья это понимал и еще больше злился. Всё это время провел, сцепив зубы, упорно уговаривая себя, что все к лучшему. Ни к чему хорошему их кратковременная связь всё равно бы ни привела. О том, что это может быть серьезно с обеих сторон, думать себе запретил. Зачем плодить никчемные фантазии?
Потом что-то изменилось, душа стала всё упорнее требовать правды, пусть даже очень болезненной. К концу третьей недели, поняв, что жизни все равно не будет, пока не выяснит всё до конца, Илья решил действовать. Пусть будет хуже, но, по крайней мере, в его жизни наступит ясность.
Пошел в кабинет к экономистам и спросил, не таясь:
— Мне нужен Лизин телефон, может, у кого есть?
Женщины обрадованно зашумели, листая записные книжки. Его поразила Любовь Николаевна, напористо проговорившая:
— Давно уже пора по-мужски себя вести! А то что ж это такое? Лиза уходит вся в слезах, а он будто бы и не причем!
Это фальшивое проявление женской солидарности его изрядно покоробило. Чья бы корова…
Номер Лизиных домашнего и сотового телефона нашла Марья Ивановна. Продиктовав их, уныло обрисовала невеселую перспективу:
— Но вы очень-то на них не рассчитывайте! Я несколько раз пыталась Лизе позвонить, но по сотовому ответ один: абонент недоступен, а к домашнему вообще никто не подходит.
Он попросил и адрес.
— Дом-то я знаю, — женщины с неприкрытым интересом уставились на него, выжидая, что последует за этим признанием, — но вот квартиру — нет. — Тут раздался дружный разочарованный вздох, и он понял, что упал в глазах женщин до невозможно низкой отметки.
Номер квартиры дала Катя, несколько раз бывавшая в гостях у Лизы.
— Квартира двадцать вторая. Но вы, — она предупреждающе посмотрела на Илью, — просто так туда не попадете. Только по личному приглашению хозяйки. Там внизу охрана совершенно непробиваемая. Я как-то пришла, не предупредив, просто мимо шла, так они меня полчаса пытали, кто я и откуда, даже паспорт проверили, и лишь потом Лизе позвонили.
Несколько обнадеженный полученными сведениями, Илья в тот же день попытался дозвониться до Лизы, но сотовый упорно сообщал всю ту же сакраментальную фразу: абонент недоступен, а домашний отделывался глухими длинными звонками. Убедившись, что по телефону с девушкой поговорить не удастся, поехал к ней домой.
Охранники, подозрительно оглядев пришельца с ног до головы, как и следовало ожидать, в дом его не впустили. После его настоятельной просьбы позвонили к ней в квартиру по внутренней связи. Трубку долго никто не брал. Дюжий парень, проводивший розыскные мероприятия, взглянул на пульт и объявил:
— Да ее дома нет. Квартира сдана на охрану.
Зайцев попытался выяснить, когда вернется хозяйка. Возмущенные его настойчивостью охранники популярно разъяснили, что она здесь живет, а не отбывает наказание. И сообщать о своих передвижениях никому не обязана. Таких, как он, к ней десятки прорваться стараются. И вообще, если она его о своих планах в известность не ставит, значит, нечего ей и надоедать.
Сердитый и разочарованный, Илья вспомнил о лихом папочке, одном из владельцев гипермаркета, в котором побывал весной.