Четыре ветра - Кристин Ханна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разглядывая товарищей по несчастью, Элса хоть немного сумела отрешиться от собственных переживаний.
Наконец подошла ее очередь. Под временным навесом сидел молодой человек в коричневом костюме с накрахмаленной белой рубашкой и узким черным галстуком. Коричневую шляпу с широкими полями он ухарски сдвинул набок.
– Вы за пособием? – спросил он, постукивая ручкой.
– Нет. Я найду работу, но мне сказали, что нужно зарегистрироваться. На всякий случай.
– Хороший совет. Хотел бы я, чтобы к нему побольше людей прислушивалось. Имя?
– Элсинор Мартинелли.
Он записал на красной карточке.
– Возраст?
– Господи, – сказала она, нервно рассмеявшись, – в следующем месяце будет тридцать девять.
– Муж?
Она помолчала.
– Нет.
– Дети?
– Лореда Мартинелли, тринадцать лет. Энтони Мартинелли, восемь лет.
– Адрес?
– Э-э-э…
– У дороги, – вздохнул он. – Где-то рядом?
– Около двух миль к югу.
Мужчина кивнул:
– Лагерь мигрантов на Саттер-роуд. Когда прибыли в Калифорнию?
– Два дня назад.
Молодой человек записал все это на красной карточке, потом поднял голову и сказал:
– Мы регистрируем всех, кто приезжает в штат. Для получения статуса резидента учитывается та дата, когда вы зарегистрировались, а не когда вы на самом деле приехали. Никакой помощи от штата вы не получите, пока вам не присвоят статус резидента, то есть пока вы не проживете в нашем штате год. Приходите снова двадцать шестого апреля.
– Год? – спросила Элса, нахмурившись. – Но… говорят, зимой работы нет. Разве не всем нужна помощь?
Молодой человек с жалостью смотрел на нее.
– Федеральные власти предоставляют помощь. Продуктовую. Раз в две недели. – Он дернул головой в сторону: – Вон там очередь.
Элса повернулась и увидела еще одну, куда более длинную очередь.
– Что такое продуктовая помощь?
– Фасоль. Молоко. Хлеб. Еда.
– То есть все эти люди стоят в очереди за едой?
– Да, мэм.
Элсе стало жалко худых женщин, стоявших со склоненными головами.
– Мне это не нужно, – тихо проговорила она. – Я могу прокормить детей.
Пока что.
В конце учебного дня Элса стояла у столба с развевающимся флагом и ждала детей. Ее подташнивало от голода – утром она совсем забыла прихватить для себя что-нибудь перекусить. После регистрации в Центре соцпомощи она провела в городке еще несколько часов в поисках работы, но скоро поняла, что ни один хозяин магазина или закусочной не наймет такую потрепанную нищенку, какой она выглядит.
Раздался звонок, из здания школы повалили дети. Двери автобуса приветственно открылись – не для всех.
Показались Лореда с Энтом.
У Энта был подбит глаз, воротник порван.
– Что стряслось, Энтони Мартинелли? – спросила Элса.
– Ничё.
– Энтони…
– Ничё, я сказал.
Элса обняла сына.
– Ты меня задушишь, – буркнул он, пытаясь высвободиться.
Элса заставила себя отпустить его. Энт шагал, зажав в руке пустую сумку для ланча.
– Что произошло, Лореда?
– Какой-то пятиклассник назвал его тупым оки. Энт потребовал, чтобы он взял свои слова обратно, но тот только рассмеялся, и Энт его ударил. А тот в ответ.
– Я поговорю с…
– Учителя знают, мама. Директор вышел и сказал, что мальчик зря ударил Энта, потому что мы заразные. «Ты что, не знаешь, что к ним нельзя прикасаться, Джонсон» – вот что он сказал.
– Ему же только восемь.
Лореда не нашлась что ответить.
– Я поговорю с ним, расскажу про «подставь другую щеку», – сказала Элса. Больше она ничего не могла придумать. Что она знает о школьных драках, о том, как становятся мужчинами?
Энт шел впереди, он выглядел таким маленьким. Таким худеньким. Проезжающие машины гудели, требуя, чтобы они убрались с дороги.
– Может, научить его пинать больших мальчиков промеж ног, по яйцам?
– Лореда! Я не собираюсь учить моего сына пинать других мальчиков… в эту область.
– Отлично. Тогда научи его прикладывать лед к синякам. Пусть он станет мальчиком для битья. Скажи ему, что мы всегда будем жить вот так.
– Лореда, я знаю, как тебе плохо…
– Знаешь? На обед дети ели жареную курицу и пироги с фруктами, мама. У одной девочки был тортик из магазина, называется «Твинки». Он так вкусно пахнет, что я невольно сглотнула, и надо мной стали смеяться. Одна девочка сказала: «Смотри-ка, она картошку жует». А другая добавила: «Наверняка украла».
– Такие девочки, злые девочки, которые смеются над несчастьем других, ничего не стоят. Это пятна на блохах на хвосте собаки.
– Но мне обидно.
– Да, – согласилась Элса, вспомнив, как ее в школе дразнили «рельсой». – Я знаю.
Только когда они свернули к лагерю, она окликнула Энтони. Он остановился, подождал их.
– А папа бы меня наказал за драку?
– За то, что ты защищался? Нет. Но давай с этого дня сражаться словами. Хорошо?
– Да. Хорошо. Можно говорить отъебись?
Элса с трудом сдержала смех. Господи, помоги.
– Нет, Энт. Так говорить нельзя.
Энт вздохнул:
– Меня опять побьют. Я знаю.
– Это правда. – Лореда тоже вздохнула.
Элса же подумала: И всех нас.
Вечером, после ужина из картошки, тушенной с ветчиной, Элса уложила Энта. За едой они в основном молчали. Лореда вышла из палатки сразу, как закончила есть, заявив, что не выносит духоты. Элса подоткнула Энту одеяло и села рядом.
– Жизнь наладится, правда, мама? – спросил он, закончив читать молитву.
– Конечно.
Элса гладила сына по голове, перебирала его волосы, пока тот не заснул. Потом поднялась с матраса и посмотрела на Энта.
Синяк под глазом наливался лиловым. Ее сына ударили в лицо, смеялись над ним… От этого ей самой хотелось кого-то ударить. Больно.
Она ошиблась, привезя сюда детей? Они отказались от всего, что знали и любили, чтобы начать новую жизнь, но что, если никакой новой жизни здесь нет? Что, если их ждут те же невзгоды и голод, от которых они бежали? Может, будет только хуже?