Медведь и Дракон - Том Клэнси

* * *

– Итак? – спросил Чанг Хан Сан.

– Итак, нашим русским соседям чертовски повезло, – ответил Фанг Ган, передавая папку старшему министру без портфеля. Чанг был на семь лет старше Фанга и занимал должность ближайшего советника премьер-министра КНР. Но он не был намного выше Фанга в иерархии китайских министров, и они не соперничали между собой. – Подумать только, что могли бы мы сделать с такими благами… – Его голос становился все тише.

– Действительно. – О том, что любая страна могла использовать нефть и золото с пользой для себя, можно было и не говорить. Значение имело лишь одно обстоятельство: Китай не мог воспользоваться этим упавшим с неба богатством, а Россия могла. – Как ты знаешь, у меня подготовлены планы на этот случай.

– Твои планы великолепно разработаны, мой друг, – произнёс Фанг, сидя в кресле и доставая из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет. Он поднял пачку, спрашивая разрешения у хозяина кабинета, который бросил курить пять лет назад. В ответ он увидел небрежный взмах рукой, вытащил из пачки сигарету и прикурил её от бутановой зажигалки. – Все могут потерпеть неудачу.

– Сначала японцы предали нас, и затем этот религиозный дурак в Тегеране, – проворчал Чанг. – Если хотя бы один из наших так называемых союзников выполнил своё предназначение, эти нефть и золото были бы сейчас нашими…

– Несомненно, это было бы полезно для решения наших задач, но я что-то сомневаюсь по поводу того, что мир легко согласится с нашим неожиданным статусом процветающего государства, – заметил Фанг, глубоко затягиваясь табачным дымом.

Ответом был ещё один небрежный жест.

– Ты думаешь, капиталисты руководствуются принципами? Им нужны нефть и золото, а тот, кто поставит их по более низкой цене, займёт главное место на рынке. Посмотри, у кого они покупают сырьё, мой старый друг, – у любого, кто готов продавать его. В Мексике столько нефти, а у американцев даже не хватает смелости захватить её. Трусы! Что касается нас, то японцы, как нам стало известно, к сожалению, не имеют никаких принципов. Если они могут покупать нефть у страны, которая сбросила атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, то делают это и называют свой поступок реализмом, – презрительно закончил Чанг. Автором этой идеи был Владимир Ильич Ульянов-Ленин собственной персоной, который предсказал, не без здравого смысла, что капиталистические страны будут драться между собой за то, чтобы продать Советскому Союзу верёвку, на которой русские потом их и повесят. Однако Ленин не ожидал, что марксизм в его стране потерпит неудачу. Даже председатель Мао не предполагал, что его идеально разработанное политическое и экономическое видение будущего Китая ждёт провал. Это стало очевидным из таких его лозунгов, как «Большой Скачок», который, помимо всего прочего, поощрял крестьян плавить железо у себя во дворе. О том, что шлак, получающийся в результате, не годился даже для производства решёток в домашних печах, старались утаить как от Востока, так и от Запада.

– Увы, фортуна отвернулась от нас, и поэтому нефть и золото принадлежат кому-то другому.

– Пока принадлежат, – пробормотал Чанг.

– Что ты сказал? – переспросил Фанг, не расслышав комментария Чанга.

Чанг поднял голову, прервав ход своих мыслей.

– Что? А-а, ничего, мой друг. – После этого они принялись обсуждать проблемы внутренней политики КНР. Прошло семьдесят пять минут, прежде чем Фанг вернулся к себе. Предстояла обычная работа.

– Минг, – позвал он секретаршу, проходя во внутренний кабинет. Секретарша встала и послушно побежала за ним, закрыв за собой дверь, прежде чем опуститься на стул.

– Новый раздел, – произнёс Фанг усталым голосом, потому что это был продолжительный рабочий день. – Встреча с Чанг Хан Саном, в ходе которой мы обсуждали… – Министр начал говорить, излагая содержание вопросов, которых они коснулись во время встречи. Минг должным образом записывала рассказ Фанга для его официального дневника. Китайцы являются неисправимыми почитателями дневников, а члены Политбюро считают, кроме того, что дневники представляют собой их обязанность (перед учёными, изучающими историю) и личную потребность (для того, чтобы выжить и не погибнуть от козней внутренних врагов). По этой причине они документируют каждый свой разговор по вопросам, касающимся политических проблем и национальной политики, чтобы убедительно продемонстрировать свою точку зрения и осторожное суждение на случай, если один из них совершит серьёзную политическую ошибку. Это означало, что его личный секретарь, как, по сути дела, личные секретари всех членов Политбюро, получал доступ к самым чувствительным секретам страны. Это не имело никакого значения для возможного разглашения государственных секретов, поскольку эти девушки являлись просто роботами, машинами, записывающими и транскрибирующими всё, что слышат, и не больше этого. Впрочем, может быть, несколько больше, подумал Фанг.

Ведь невозможно заставить диктофон делать минет. А Минг делала это особенно хорошо. Хотя Фанг и был коммунистом, но у него всё-таки было сердце, и он испытывал привязанность к Минг, как к любимой дочери… разве что обычно вы не спите со своей дочерью… Его диктовка для занесения в дневник продолжалась двадцать минут, тренированная память воспроизводила каждую значительную деталь разговора с Чангом, который, вне всякого сомнения, делал в этот момент то же самое. Если только Чанг не поддался западной практике использовать для этой цели диктофон, что ничуть не удивило бы Фанга, потому что Чанг, несмотря на все притворное презрение к капиталистам, во многом подражал им.

* * *

Им также удалось проследить имя Климентия Ивановича Суворова. Он оказался ещё одним бывшим офицером КГБ, служившим раньше в Третьем Главном управлении. Олег Провалов знал, что это управление занималось одновременно несколькими задачами: начать с того, что они следили за бывшими советскими военными. Кроме этого, вели наблюдение за специальными операциями, проводимыми их силовыми подразделениями, такими как спецназ. Провалов перевернул несколько страниц в досье Суворова, увидел его фотографию и отпечатки пальцев, а также обнаружил, что сначала он служил в Первом Главном управлении (ПГУ), известном под названием Иностранного управления из-за деятельности, связанной со сбором информации в других странах. «Интересно, – подумал Провалов, – чем был вызван перевод из одного управления в другое?» Обычно при службе в КГБ офицер оставался в том управлении, куда его первоначально назначили. Но один из высокопоставленных руководителей Третьего управления обратился с просьбой о переводе Суворова из ПГУ к нему… почему? Генерал-майор Павел Васильевич Копинет специально назвал имя Суворова в своём запросе о его переводе.

Генерал-майор Копинет… это имя заставило Провалова задуматься. Он слышал это имя, но не мог припомнить, где именно, – необычное явление для опытного следователя. Провалов сделал пометку в блокноте и отложил его в сторону.

Итак, у него есть имя и фотография этого Суворова. Интересно, знал ли он Амальрика и Зимянина, предполагаемых – и теперь покойных – убийц сутенёра Авсеенко? Вполне вероятно. Как офицер Третьего управления, он мог иметь доступ к спецназу, но, с другой стороны, это могло быть обычным совпадением. Третье Главное управление КГБ занималось главным образом надзором за состоянием умов в Вооружённых силах, но сейчас государство больше не нуждалось в этом. Все огромное войско политических офицеров, или замполитов, которое в течение столь длительного времени отравляло жизнь советским военным, теперь практически исчезло.