Белый цвет боли - Эва Хансен

— А когда мы решили отдать свои фотошедевры в Музей фотографии, но чтобы приняли наверняка, разыгрывали иностранок, общаясь исключительно по‑французски. Администратор страшно удивилась, мол, в какой стране говорят с таким акцентом? А потом оказалось, что пакет с фотографиями ты просто оставила на скамейке, где мы сидели, настраиваясь на решительный лад. Но пакет кто‑то принес в музей, и наши снимки поучаствовали в выставке, правда, временной, но все же. Больше всего тебя тогда порадовал явный успех фотографии нашей дрессированной крысы, а опечалило то, что подпись гласила: «Автор неизвестен».

Я вспоминала и вспоминала, и оказалось, что в нашей с Бритт жизни было столько хорошего, что умирать совершенно не стоило хотя бы для того, чтобы еще и еще раз посмеяться.

Откуда мне знать, что за дверью стоит и слушает Ларс? Позже он признался, что несколько раз пришлось прикусывать руку, чтобы не расхохотаться.

Но это не все, главное, увлекшись, я принялась выкладывать находящейся во сне Бритт свои проблемы с Ларсом, мол, я его очень‑очень люблю, но поверить в то, что в Англии не ждет другая, та же Джейн Уолтер, не могу. Да, глупо, да, я дура, но поделать с собой ничего не могу.

А еще я говорила о том, что вдруг стало ясно мне самой: я не могу переступить невидимую черту, за которой перестану бояться физической боли, снова ощущу свое тело и полюблю его. Сейчас мне кажется, что именно тело источник моих страхов даже перед Ларсом. Я боюсь прикосновений, чуть более настойчивых, чем простое касание. Все, чему Ларс когда‑то учил меня — расслабляться, любить свое тело и хотя бы время от времени за закрытой дверью спальни потакать своим желаниям, пусть даже самым разнузданным, все это кануло в Лету. Я боюсь. Боюсь этих желаний, душу их на корню, стоит только проклюнуться ростку. Я снова зажата, но совсем не так, как была до встречи с Ларсом, я в тисках страха, хотя не подаю вида. И мне самой через это не перешагнуть, а просить помощи не позволяет гордость. Зря, наверное, отказалась от психоаналитика…

В те минуты я была психоаналитиком сама для себя. У меня долго не получалось не только поговорить, но и основательно подумать на эту тему. Если честно, то я даже боялась думать о своих проблемах, попросту отрицая их. Страусиная позиция, но разрушить стену, которой отгородилась от всех, даже от Ларса, значило выставить свою израненную душу напоказ. Стены нет только между нами с Бритт, потому что она не давит, не лезет в душу, а еще у нее те же проблемы с Томом. Мы подруги по несчастью не только из‑за Хильды, но и душевно.

А поговорить о своих проблемах мне не с кем, не Ларсу же их высказывать?

Я выложила все накопившееся, что верю и не верю в существование особых отношений Ларса и Джейн Уолтер, что безумно ревную его к поездкам в Лондон, что не смогу жить, если он меня бросит… о своем страхе перед любыми прикосновениями, о ночных кошмарах… об опасениях, что у меня больше не будет детей…

Не знаю, как долго говорила, пока не устала сама. Но почувствовала, как полегчало. Правильно мне советовала психолог: выговориться нужно хотя бы для того, чтобы полегчало. Объяснить самой себе, что чувствуешь, чего желаешь и чего боишься. Помогает, всем советую.

Только действительно самой себе, чтобы никто не слышал. Нет, Бритт спала, она не слышала, а вот…

Утром Брит проснулась и увидела меня… И назвала дурой, с чем я согласилась с легким сердцем.

Узнав о беде с Бритт, Том бросил все свои семинары и дела и примчался, с порога заявив, что справится с ней сам безо всяких сиделок.

Он оказался на удивление хорошей нянькой, причем не просто заботливой, а требовательной при этом. Сначала Бритт возмущалась его диктатом, но быстро поняла: как Том сказал, так и будет. И тут я впервые увидела послушную Бритт, казалось, она даже упивается своей ролью покорной девочки, скромно опуская глаза и всем своим видом давая понять, что вынуждена покориться.

Первой отреагировала Фрида:

— Линн, надолго ее хватит?

— Не знаю.

— Главное, чтобы Том не поверил в это послушание, не то привыкнет, трудно будет отвыкать, когда Бритт перестанет играть.

Я смотрела на смеющуюся Фриду и понимала, какое сокровище к нам поселил Ларс. С Фридой все казалось легким и простым. Если бы я и без того не относилась к Дагу Вангеру с ледяной прохладой, то теперь непременно возненавидела бы.

Мы с Фридой прекрасно разместились в комнате, даже все ее книги встали на полках дополнительно собранного стеллажа. Ее постоянное присутствие рядом избавляло меня еще от одного — необходимости объясниться с Ларсом. Конечно, я чувствовала себя виноватой и каялась, но придумать повод, чтобы начать каяться вслух, не могла.

В комнате Том убеждал Бритт, что завтра необходимо показаться врачу. Наша героиня изволила капризничать, вернее, просто поднимать себе цену:

— Да стоит ли тратить на меня время, Том, тебе пора улетать… тебя ждут.

Мы с Фридой переглянулись: это опасный сигнал, Бритт повторяет вот это «пора улетать» рефреном уже третий раз. Надоел? Скорее всего, да, но Том этого пока не понял. Поймет, когда Бритт запустит в него обломанным гипсом?

Том не глуп, он все прекрасно понял и пришел к нам с Фридой советоваться:

— Девчонки, что делать?

— Улетай.

Удивительно, но в унисон мы стали говорить и с Фридой. Смешнее всего получатся, когда произносим что‑то в три голоса.

— А дальше?

— А дальше, Том, как получится. Бритт можно взять измором. Звони утром пожелать доброго утра, только не рано, Бритт сова. А еще вечером, чтобы сказать «доброй ночи». Может, что и выйдет.

Он посмотрел на нас почти с вызовом:

— Я еще поведу ее под венец!

— Куда?!

— Бритт будет моей женой.

Дай бог…

Ларс опять откуда‑то вернулся…

— С приездом?

— Я был на острове.

Ларс сел на диван и протянул мне руку:

— Иди сюда…

Неужели все прошло, он забыл то, что я наговорила в машине?

Я снова в его руках, сердце готово выпрыгнуть из груди. А Ларс открывает ноутбук, кладет его нам на колени, тесно прижимает меня к себе:

— Садись ближе, я не кусаюсь.

Но меня поражает не это. На экране ноутбука… Джейн Уолтер, правда, она не в строгом деловом костюме, а в очень открытом сарафане, смеющаяся, явно где‑то на пляже.

— Узнала?

Я готова взвиться снова, но сдерживаюсь:

— Джейн…

— Угу. Смотри еще…

Снимки следуют один за другим. На них Джейн в обнимку с каким‑то мужчиной, и это явно не Ларс! Мне удается сдержаться и не произнести какой‑нибудь гадкий комментарий. Потом с малышом… у ребенка явно болезнь Дауна… но они обнимаются с такой любовью, что усомниться, что это мать и дитя не приходит в голову.