Агония - Саманта Тоул

Я держу картину под мышкой. Она завернута в пузырчатую пленку для защиты и покрыта коричневой бумагой. После выхода из галереи я сначала поехала домой, чтобы завернуть ее, а потом направилась сюда. Я не хотела выставлять ее на всеобщее обозрение.

Уже поздно, но еще светло. Я машу Джошу, ночному сторожу, и прохожу внутрь. Поскольку сейчас нерабочее время, главная дверь заперта, поэтому мне нужно ввести код ключа, чтобы попасть внутрь.

В здании царит жуткая тишина, как обычно в это время суток. Я бы удивилась, если бы здесь вообще кто-нибудь был. Слава Богу, что все лампы еще горят, иначе я бы развернулась и пошла обратно.

Я не очень-то храбрая.

Примером может служить тот факт, что я здесь, чтобы оставить картину в раздевалке для Ареса, а не отнести ее в его квартиру.

Я иду к раздевалке, мои каблуки громко цокают по полу. Когда дохожу до раздевалки, я протискиваюсь в дверь. Здесь тоже горит свет. Я вхожу внутрь, позволяя двери закрыться за мной.

Я подхожу к шкафчику Ареса и ставлю картину на пол, прислонив ее к скамейке, на которой стоят его бутсы.

Я просто стою здесь некоторое время, глядя на футболки его команды, эмоции переполняют меня, вспоминая тот самый момент, когда я встретила его.

Здесь. Я, полуголая, мокрая и согнутая на этом самом месте.

С тех пор так много изменилось.

Он ненавидел меня. Он любил меня. Он не доверял мне.

Я делаю шаг вперед, ближе к его висящей одежде, и его запах омывает меня, как ветерок в теплый летний день, заставляя меня тосковать по нему. Он вызывает такие прекрасные воспоминания, что в этот момент трудно вспомнить, почему мы больше не вместе.

Я слышу стук двери позади меня. Я поворачиваюсь, а там он.

Арес.

Стоит перед дверью в душевую. Волосы мокрые, по груди стекают капельки воды. У него все еще щетина, которая уже на пути к бороде. Глаза темные, как будто сон дался ему нелегко. Полотенце повязано вокруг его талии.

Он выглядит так красиво, что это причиняет боль.

Прошло чуть меньше недели с тех пор, как я видела его в последний раз, но сейчас мне кажется, что прошли годы.

Страстная тоска пронзает меня, и я хочу пойти к нему.

Но я не могу.

Поэтому я поджимаю пальцы ног в туфлях, оставаясь на месте.

— Привет, — тихо говорит он, выглядя грустным и неуверенным одновременно.

— Привет. — Я улыбаюсь, но на лице отпечаталась грусть. — Я не знала, что здесь кто-то есть, — говорю ему.

— Я остался, чтобы потренироваться. Я только что закончил и принял душ. Что очевидно, — говорит он, кивая на свое полотенце, насмехаясь над собой.

Между нами наступает тишина. Тишина, которой когда-то давно никогда бы не было.

— Как… ты? — тихо спрашивает он.

— Я… в порядке. А ты?

Он пожимает плечом.

— Я… — Его глаза закрываются, и он испускает вздох, такой мучительно мрачный, что мне хочется плакать. Его взгляд переходит на мой. — Полная искренность?

Я прикусываю губу и киваю.

— Не очень. Я… скучаю по тебе.

Как я не заплакала в этот момент, я никогда не узнаю. Я обхватываю себя руками.

— Мне жаль.

— Не стоит. Это моя вина. Это я облажался и потерял лучшего человека, которого я когда-либо встречал, и лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Мои губы дрожат, и из уголка глаза падает слеза. Я смахиваю ее рукой.

Это убивает меня. Я знала, что именно это произойдет, когда снова встречусь с ним.

Я не хочу видеть его боль. Я люблю его. Я ненавижу быть не с ним.

И видеть его боль — это больно для меня.

Но я не знаю, как пережить то, что произошло. Он не доверяет мне.

Я вижу его взгляд, устремленный мне за спину.

— Это… — Он делает шаг вперед. — Это для меня?

Я киваю, прикусив губу.

Он подходит ко мне вплотную, и его близость ошеломляет меня. Он пахнет всем, по чему я скучала.

— Могу я… — Он смотрит на меня, жестом указывая на картину.

— Конечно.

Я молча смотрю, как он берет ее в руки и аккуратно отрывает бумагу от картины. Он кладет ее на скамейку рядом со своими бутсами. Затем он просовывает свой толстый палец под ленту, скрепляющую пузырчатую пленку, и снимает ее.

Он снимает пузырчатую пленку и бросает на место, где лежала сорванная бумага. Затем он поднимает картину и смотрит на нее.

Я наблюдаю за ним и вижу, как его горло делает глотательное движение.

Когда он поднимает глаза на меня, я чуть не падаю на колени от переполняющих меня эмоций. Слезы снова застилают мне глаза, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не дать им упасть.

— Ты закончила ее, — мягко говорит он.

— Да.

— Она прекрасна, Ари. Действительно прекрасна. Спасибо тебе большое за то, что позволила мне получить ее. За то, что принесла ее сюда для меня.

— Я… я сказала, что ты можешь забрать ее, когда… и я не была уверена, захочешь ли ты ее еще… но я обещала, так что…

— Нет, я хочу ее. — Он снова смотрит на нее. — Она потрясающая.

— Я нашла работу, — слышу я свои слова. — В галерее. Работаю на этаже продаж. Но она хочет также выставлять и мои работы в галереи.

— Ари… это потрясающе. Я очень рад за тебя. — И он говорит так, будто искренне рад.

— Именно из-за этой картины я получила свое место, — говорю я ему.

Я знаю, что Мойре очень понравились другие мои картины, но именно эта привлекла ее внимание, показав ей, на что я способна.

— Я… снова начала рисовать благодаря тебе. И я хочу поблагодарить тебя за это.

Он тяжело сглатывает.

— Тебе не нужно благодарить меня. Это всегда было внутри тебя, Ари. Я… то, что ты была со мной, просто подтолкнуло тебя к этому.

— Ты вдохновил меня.

— Ты вдохновляешь меня каждый гребаный день.

Он откладывает картину, опирая ее о скамейку, и подходит ко мне вплотную, заставляя меня дрожать. Он обхватывает ладонями мое лицо, наклоняет его назад, так что я смотрю на него снизу-вверх.

Ощущение его рук на моей коже похоже на огонь… на огонь, пылающий в его глазах.

— Мне жаль,