Новый век начался с понедельника - Александр Омельянюк

– «Смотри, какая у меня киска!».

Платон повернулся к жене и заговорчески улыбаясь, задрал ей подол:

– «Да! Вот она! У, ти, какая!».

Шутливо отбиваясь от мужа, Ксения вдруг спросила того на ту же тему:

– «А ты помнишь, как рассказывал Кеше сказку про Красную шапочку?».

– «Да, помню! Волк, глядя в глаза Красной шапочке, одновременно поглаживая брюхо и поглядывая на восстающий… хвост! изрёк: «Это чрювато!».

– «Ну, ладно, пойдем, чай пить!» – не дала ему развернуться жена.

Кусая ломоть белого хлеба местами намазанного прошлогодним вареньем, и говоря при этом, Платон невольно обронил часть его на пол. Автоматически пытаясь немедленно поднять упавшее, он неловко наклонился. И тут же, увесистая, объёмом почти с десертную ложку, капля жидкого варенья издевательски шлёпнулась почти рядом с тем местом, на которое нацелился, было, Платон. Чертыхаясь и опять вспоминая свою теорию каскада ошибок, он встал, возвратил надкусанное на стол, и только затем снова наклонился, чтобы убрать за собой им же нагаженное, при этом невольно кряхтя и тихо приговаривая:

– «Да, против теории не попрёшь!».

Как-то незаметно, но весьма плодотворно пролетело очередное и, как всегда, весьма быстротечное, лето.

Повзрослевший, четырнадцатилетний Иннокентий имел уже другие интересы. Целыми днями и до позднего вечера он пропадал с молодёжью, ничем не помогая родителям, и даже не участвуя в семейном спорте. Единственное, чем можно было соблазнить сына, были уроки вождения.

Двадцатого августа дочери Платона Екатерине исполнилось двадцать пять лет. Но молодые в это время отдыхали на Черноморском побережье Кавказа, точно там же, где почти семьдесят лет назад отдыхал и недавний юбиляр – дед Екатерины. Поэтому только по телефонам она и получила от родственников поздравления, инициированные самим отцом.

И Платон понял, что этот год удавался – целых пять семейных юбилеев за девять месяцев! Из них два грандиозных из трёх отпразднованных!

В конце августа, войдя к себе в офис, Платон поздоровался с Марфой, слушавшей новости по радио:

– «Привет! Ну, что там новенького?».

– «Да вот всё какую-то Аль Каледу никак не поймают! Кто хоть она такая?».

– «Да это такая вредная баба… террористка, в общем!» – начал, было, Платон шутку.

Вскоре в их помещение буквально ворвался послеотпускник Гудин.

Прямо с порога он сразу начал свою громогласную и пустую тираду.

Выслушав горе оратора, сослуживцы не удержались от комментариев:

– «Гаврилыч! А чего это ты так громко говоришь, как кричишь? Ну, ты прям, граммофон, какой-то!?» – искренне удивилась, давно не слышавшая голоса Гудина Марфа Ивановна.

– «Ванёк! Ну, ты и децибел!» – подключился Платон.

– «Что?!» – испугался Гудин диковинного слова.

– «Орёшь на децибел!» – объяснил ему Платон.

И тут же, после ухода громкоговорителя Гудина он ответил на вопрос любознательной Марфы, что такое децибел, а на её завистливо-наблюдательный вывод:

– «Я смотрю, Иван Гаврилович после отпуска как хорошо выглядит!».

А завершил эпизод с ним глубокомысленным заключением:

– «Да! У него даже…. извилины разгладились, и клетки мозга слиплись!».

– «Плато-он!» – вдруг зычно возопила за стеной Надежда Сергеевна.

– «О! Труба зовёт!» – в пику ей тут же съехидничала Марфа Ивановна.

В начале сентября Платону, наконец, оформили инвалидность. Он долго не шёл на это, стеснялся. Но постоянное давление со стороны Инны Иосифовны и особенно Ивана Гавриловича, чуть ли не каждый день доказывавших Платону финансовые преимущества инвалидности – им словно одним не хотелось числиться в этой категории людей – постепенно сделало своё дело.

Платону дали третью группу по заболеваемости опорно-двигательного аппарата, а именно по ревматоидному полиартриту.

По этому случаю Гудин не удержался от злопыхательской шутки, ритмично подёргивая своим хилым тазом, пытаясь изобразить половой акт:

– «Так у тебя оказывается и двигательный аппарат не в порядке! …Ну, ты не обижайся! Я пошутил!».

– «А чего тут обижаться? Тебя ведь не исправишь, пока не убьёшь!?».

Да, весьма плоские шутки у Ивана Гавриловича – начал было про себя рассуждать Платон.

А ведь «плоскость» шутки во многом зависит от её восприятия.

Тот, у кого даже не богатое, а нормальное воображение воспринимает шутку в объёме, в пространстве.

Это, как в начертательной геометрии, есть линии, лежащие на листе в его плоскости. А есть на листе следы линий, проходящих в пространстве. И человек с нормальным воображением эту линию легко представит. А человек с плоским восприятием действительности воспримет только её след на плоскости. И вообще, хоть шутка, хоть любое высказывание, предложение не могут быть плоскими, так как состоят из слов, каждое их которых в отдельности объёмно, то есть многозначительно! Так что называть шутки плоскими – это весьма примитивно, и означает, что так думающий просто не понял их глубокого смысла – завершил он своё философствование.

– «Да! Люди разные бывают! Юмор могут не понять, иронию не заметить, а от сарказма – даже плеваться!» – зачем-то произнёс он вслух, непонятно к кому обращаясь.

Наступило 29 сентября 2004 года, среда.

Рабочий день Платона уверенно и, безусловно, подкатывал к обеденному перерыву. Он уже было собирался покинуть своё рабочее место с целью подкрепиться, как его пригласили в офис к телефону. Звонил самый младший сынок, Иннокентий:

– «Пап, у нас небольшое ЧП!».

– «Что ещё случилось?».

– «Звонил Алексей, сын Бронислава Ивановича…».

Платон внутренне слегка напрягся. Неужто мой старый сосед по даче помер? – посетила его страшная догадка. Однако Кеша продолжил, уточняя ситуацию:

– «У нас открыта дверь на веранде! Ты закрывал её?».

– «Конечно! Абсолютно точно помню, как запер!».

– «Ну, ты поедешь?».

– «Да! Обязательно! Но сначала домой заеду, за ключом!».

– «Ну, ладно, пока!».

– «Пока!».

Платон поначалу немного оцепенел, опешив и расстроившись от этой совершенно неожиданной новости. Если в его дачу всё же действительно залезли, то это, хотя только второй такой случай в его жизни, всё же очень неприятно.

И надо же! Только накануне он говорил с коллегами по работе о проблеме дачных грабежей, гордясь тем, что его участок находится почти в самом центре их дачного садоводства и, за исключением всего лишь одного случая, в дом не залезали, в отличие от частых посещений более богатых, но и более доступных домов на периферии посёлка.