Живи и ошибайся 2 - Дмитрий Соловей

Впрочем, мне было всё равно, главное, что очередное «чудо» уехало, распространяя слухи дальше по России.

В первые дни весны от деда пришла посылка. Купцы привезли с Урала письмо, лезвия для станка и детали пресса. Лёшка читал пояснения и ржал. Я тоже несколько раз хмыкнул. Инструкция к той куче железа была потрясающей. Типа сами слепите чего-нибудь. Правда, валики для нанесения клея я отыскал, упакованы они были достойно. Где бы ещё взять механика это всё собрать?

Иноземцев, высунулся узнать причину всеобщего веселья и не разделил его. Ординарный профессор-хирург сообщил, что непременно напишет письма своим знакомым в университете.

— Только не тем, которые чахоткой страдают, — внёс я пожелание.

Сколько за зиму к нам приехало туберкулёзников — не передать словами! А ещё прибывали с любострастными болезнями и прочие заразные из числа интеллигенции и «уважаемых людей». Впору было запаниковать и закрыть всех в изоляторе. В Александровке гостиницу временно перепрофилировали под этот заразный, но состоятельный контингент. Отец Нестор с крестьянами провёл ликбез. И поскольку приезжали господа обычно на санях по реке, то в Александровке всех встречали с инструкциями, мылом и карантином.

Батюшка в удобной карете на полозьях, запряжённой тяжеловозами, сновал из одной деревни в другую со скоростью экспресса. Всем с туберкулёзом он вещал, что помочь им может сухой, жаркий климат, кумыс и молитвы, конечно.

С теми, кто имел «любострастные» болячки, дела обстояли не так просто. Лёшке приходилось лично ездить и консультировать. Иноземцев не отставал и вскоре тоже неплохо раздавал указания. В первой половине девятнадцатого века тот же сифилис ещё не имел устрашающих масштабов распространения. В основном им страдали офицеры, их семьи и небольшая часть рядового состава.

От князя Голицына пришло письмо отцу Нестору с просьбой попытаться локализовать эту болячку. Батюшка, умница, и без наших советов отреагировал правильно, послав князя… В смысле написал, что это вообще-то грех и наказаны люди по заслугам. В переводе на простой язык: «Идите, уважаемый, на фиг». Тему соответствующих проповедей батюшка читал с середины зимы, налегая всё больше на гигиену.

Неожиданно пригодились фанатики, такие как Фёдор. С ними не только отец Нестор, но и Алексей подробно беседовал. Убедившись, что «санитары» чётко запомнили симптомы заболеваний и кого в Перовку категорически не пускать, я немного успокоился. Оказалось, зря.

Вам когда-нибудь доводилось встречать истинных фанатов? Не поп-звезды, а кого-то более значимого? Нет? Я сейчас поясню, что это такое. В двух словах — полный звиздец! Мало того что они безоговорочно верят своему кумиру, они ещё и корректируют любого, кто не соответствует «нужному калибру».

— Бля… бля-я-я… — выразил Лёшка своё мнение насчёт того же Фёдора.

А ведь этому фанатику ещё вторила группа крестьян во главе со Степаном. Ладно, у нас с десяток гостей неожиданно провалились под лёд Самарки, но и после стали находить «внезапно умерших».

— Фёдор, ты совсем ополоумел?! — рычал я на этого недоумка. — Хочешь, чтобы здесь Третье отделение прописалось?!

— Грехи… — бубнил этот ненормальный.

— Словом божьим вразумляй! Словом! — орал я, не забывая хлестать веником Фёдора. — Отправляй всех с любострастыми болезнями обратно и не вздумай никого душить!

Фёдор буркнул что-то неразборчивое. Помогло или нет, не знаю. В Александровке я ещё раз напомнил гостям, что батюшка от любострастной заразы не лечит. Впрочем, как и от большинства других. Пророк он, пророк!

На самом деле какие-то простые болезни удавалось лечить при помощи травяной аптеки. Зимой в школе провели несколько уроков по лекарственным растениям и как их применять. Новое поколение моих крестьян было вполне адекватным. Эти сами ходили, собирали и сушили травы, затем сами их применяли и успешно сбывали пришлым, получая неплохую для крепостных прибыль.

Именно в Александровке крестьяне первыми начали выкупаться. Цену я не задирал, брал по пятьдесят рублей за мужика. Столько же за дом, но дом продавал в рассрочку. Аренда земли обходилась деревенским всего рубль в год. Меня вполне устраивало наличие свободных крестьян. За исключением стариков, в Александровке все работали если не на заводиках, то при гостинице или на другом обслуживании гостей.

Пахотных земель здесь, считай, и не было. С огородами привычно справлялись бабы. По этой причине я не видел резона удерживать крестьян в крепостных. Они же никуда не уходили, зато стали свободными, что было мне выгодно.

Куроедов правда пытался рассказать, как я не прав. В ответ показал ему цифры. Зачем мне барщина, когда с наёмного работника я получаю в результате больше. А ещё напрягало то, что раз в два года приходилось выбирать крестьян для отправки в солдаты. Поверьте, морально очень трудно решать так кардинально чью-то судьбу. Потому чем меньше у меня будет крепостных, тем меньше я должен отдавать мужиков в солдаты. Тем более моя земля так и оставалась моей.

К концу весны 1840 года в Александровке остались только пожилые крепостные крестьяне. Этих я как хозяин должен был поддерживать и формально содержать. На самом деле за ними деревенское общество приглядывало. Да там и не было одиноких стариков. К тому же я для всех находил посильную работу, приносящую не только мне доход.

Наконец-то в наших местах наступило временное затишье. Мы с Лёшкой смогли вздохнуть и уделить время стройкам. Мой друг сменил статус холостяка и временно поселился с молодой женой в Скворцовке. Гундоровы выразили неудовольствие по этому поводу, но уступили под напором фактов. Алексей обещал, что отстроит достойное поместье для семьи. Вот прямо только выберется из кровати новобрачной и побежит лично дом строить.

Подробно про свадьбу не рассказываю, так как был сильно разочарован, поскольку планировал погулять, вина испить… Но венчание же отец Нестор проводил. Думаю, пояснять не нужно, во что превратилась обычная свадьба помещика. Лёшка самым натуральным образом молился, чтобы это мероприятие, на котором присутствовало всего (!) пятьсот гостей, побыстрее завершилось.

Не дождавшись, пока все уедут, Алексей позорно сбежал через неделю, оставив жену разбираться с теми гостями, которых Гундоровы пригласили. Молодожён заявил, что поехал воплощать идею старца по строительству пароходов, а на самом деле сосредоточился на том, что у нас строилось возле конезавода. Совместно с мастером он решал, как будет выглядеть печь, чтобы в ней размещался пресс для фанеры. Придумали подавать внутрь эту конструкцию на полозьях, предварительно закрепив струбцинами слоеный бутерброд из шпона.

Я был настроен скептически. Идеально ровного куска металла такого размера дед найти не смог. Предполагалось, что закрывать шпон вначале сверху будет ошкуренный щит и этот якобы пресс будет фиксироваться струбцинами. Щиты стопроцентно через три-четыре месяца придётся менять. Но хоть так. Возможно, со временем раздобудем более достойный вариант.