Ад ближе, чем думают - Александр Григорьевич Домовец

фольклорных источников, дошедших до наших дней, позволил создать яркие портреты Мерлина и его смертельного врага фаты Морганы, рыцарей Круглого стола. При этом историк не боится строить гипотезы, которые опровергают расхожие истины. Так, по его мнению, Мерлин избежал гибели от чар Морганы, и безвестный валлийский холм отнюдь не стал его вечной усыпальницей. Не был он также заточен в волшебный столб из воды и листьев. После смерти короля Артура Мерлин покинул двор, удалился от мира и вёл отшельнический образ жизни. Время и место его кончины остались неизвестными…

Нельзя без волнения читать главу о рыцаре Круглого стола, известном всему миру как сэр Галахад. Именно он сумел найти святой Грааль. Искали многие, но лишь Галахад оказался достойным принять в руки чашу с кровью Христовой. Или, вернее сказать, она сама избрала рыцаря, в котором воин соединился с праведником, поражавшим современников непорочностью и душевной чистотой…

Эпилог книги посвящён нынешнему руководителю Альбиона премьеру Хэррингтону, и это не случайно. Именно Хэррингтон, как никто другой, олицетворяет сегодня стремление возродить былую британскую мощь и величие. Не случайно и то, что он счёл возможным написать предисловие к работе Пиккеринга. Высоко оценив книгу, национальный лидер подчеркнул, что каждый патриот должен прочесть её, а непатриот – тем более. Подобные исследования неопровержимо доказывают, что страну с такой историей и такими героями никаким Парижским трактатом не сломить…

Глава девятая

Эдвард Мортон

Буранов выбежал из лаборатории. Я подождал, пока в коридоре стихнут его торопливые шаги, и повернулся к Грейвсу. Тройка «наследников», сгрудившись вокруг временного директора, сверлила меня настороженными взглядами.

– Мистер Грейвс, отошлите своих сотрудников, – сказал я. – Нам надо обсудить ситуацию.

Кажется, отсутствие Буранова вернуло Грейвсу уверенность.

– А что, собственно, обсуждать? – спросил он, пожимая плечами. – Разве что возмутительное поведение вашего председателя. Рукоприкладство, похищение научного оборудования, запугивание персонала… Не знаю, как в России, а в уголовном кодексе Альбиона это называется хулиганством.

Я вздохнул. Вроде бы и не дурак этот администратор, а не хочет понять, что не в его положении хорохориться.

– Как это называется в уголовном кодексе Альбиона, я и без вас знаю, – резко произнёс я. – Вы делайте, что сказано. Время идёт.

Возможно, мой угрожающий тон напомнил Грейвсу, что, убегая, Буранов наделил меня диктаторскими полномочиями, дающими карт-бланш на решительные действия вплоть до мордобития. Во всяком случае, он жестом отослал «наследников», и в лаборатории мы остались одни.

Сели, причём Грейвс устроился на стуле, а я примостился на краешке стола, как бы нависая над ним. Сделал это машинально, по многолетней привычке, выработанной во время допросов. Тут ведь важно сразу показать собеседнику, кто над кем доминирует. Грейвс заёрзал и сделал пробный ход.

– Очень рад, что два соотечественника-британца наконец могут поговорить без этого русского, – сообщил он, пристально глядя мне в глаза снизу вверх.

Я потёр подбородок. Сказано, что называется, в лоб. Ну, что ж…

– Видите ли, мистер Грейвс, сейчас важно не то, что я британец, а что вместе с коллегой Бурановым возглавляю комиссию, у которой много вопросов к вашей организации, – сухо напомнил я. – И боюсь, что за последние два часа их стало гораздо больше.

– Не понимаю, о чём это вы, – нейтрально сказал Грейвс, однако слегка при этом побледнел. – Мне кажется, что практически на все вопросы мистера Буранова я в меру своей компетенции ответил.

– Ну да! Причём таким образом, что лучше бы не отвечали вовсе… Вы что, считаете его идиотом? Или меня? Это же уму непостижимо… Демонстрируете мощно оснащённое научное учреждение и пытаетесь выдать его за безобидный кружок по изучению национальных фольклорных традиций! И вы всерьёз хотите, чтобы вам поверили?

Грейвс окрысился:

– Да мне, знаете ли, всё равно, поверят или не поверят, – заявил он довольно вызывающим тоном. – Все вопросы к учредителям или покойному директору Аткинсону. Я всего лишь исполняю его обязанности. И точка.

– Запятая, мой друг, запятая, – поправил я почти ласково. – В сущности, упрекнуть вас особенно не в чем. Бразды правления вам достались неожиданно, и перед Бурановым пришлось выкручиваться в режиме импровизации. Его, конечно, вы не обманули, однако лицо в целом сохранили. Молодец. Но! – Я наклонился к собеседнику, насколько позволял растущий, увы, живот. – Как вы могли допустить, что во время визита комиссии ваши учёные мордовороты продолжали экспериментировать с Дженкинсом? Всё бы ничего, но это…

Вот тут Грейвс побледнел по-настоящему.

– Вы его знаете? – спросил он, чуть ли не запинаясь.

– Заочно, – сказал я, поглаживая усы. – Дженкинс человек известный, журналист, много выступал на видеоканалах… Исчез сразу после большой публикации о «Наследии прошлого» и вдруг всплыл в этом самом «Наследии», в качестве подопытной крысы. Это дурно пахнет, милейший. Настолько дурно, что никакие ссылки на покойного Аткинсона вас не спасут.

– Но я здесь ни при чём!..

– А это вы расскажете трибуналу союзников.

– Трибуналу?

– А вы думаете, что судить вас будет коллегия англиканских священников при воскресной школе?

– Бред какой-то… За что меня судить?

– За соучастие в деятельности преступной организации. Если ещё не поняли, поясню: союзники в «Наследие» вцепились крепко. Первая же поверхностная инспекция выявила несоответствие между безобидными уставными целями и содержанием реальной работы. Про Дженкинса я уже молчу, здесь вообще явный криминал… И раз уж вы так маскируетесь, значит, есть что скрывать. Не сомневаюсь, что в ближайшие пару дней по звонку Буранова здесь высадится научная группа франкоруссов в сопровождении силовиков. Вас просто выпотрошат. Возьмут в оборот сотрудников, проанализируют информацию, вычислят характер исследований. Не бином Ньютона. Быстро установят, что не историей с этнографией вы занимаетесь… Слишком много странного творится в округе. И похоже, что истоки странностей надо искать здесь, в башне.

Грейвс поднял голову. Глаза у него были больные.

– Вы с ума сошли, – прошелестел он.

Жалок он был сейчас. Мешок с костями в элегантном костюме, а не человек. Десяти минут не самого жёсткого разговора хватило, чтобы раздавить его. А если бы я вёл настоящий допрос? Что скрывать: очень хотелось тряхнуть стариной и побеседовать с Грейвсом как следует. Не нравился мне он. А «Наследие» просто источало скрытую опасность…

Но штука в том, что заняться Грейвсом и «Наследием» всерьёз я не мог. И вовсе не в силу патриотических соображений. Причина была посерьёзнее.