Метро 2033. Дворец для рабов - Светлана Алексеевна Кузнецова

– Конечно! Я – баба, с которой считаться приходится, – слово неприятно резануло слух. – Ты ж к иному привык: чтобы вокруг бегали с улыбками, задницей крутили и кушать подносили. Ну, признайся же!

Тим удивленно моргнул. Уж в чем-чем, а в этом его точно нельзя было обвинить. В поселке как-то не принято было даже заикаться о гендерном неравенстве. Да и попробовал бы кто-нибудь – потом точно не отмылся бы. Несколько случаев, названных Колодезовым «бытовым насилием», глава пресекал лично, и после выхода из карцера «главы прайдов» вели себя тише воды, ниже травы.

– Что-то я не улавливаю логики… – начал было Тим, но его прервали:

– Логики, сука?! Да ты вообще ничего не понимаешь!

– Серьезный аргумент, подумаю над ним на досуге.

– Думаешь, тебя Олег Николаевич защитит? Да у него своих дел выше крыши, а проблем теперь – и подавно. Кресло так и качается: конкуренты ножки грызут. Раньше матерым хищником был, а теперь расслабился, ну да ничего. Скоро нового на его место назначат.

Если она говорила об этом столь прямо, значит, у Немчинова действительно не все было гладко. Мельком вспомнились разговоры по телефону, хмурое лицо, когда тот думал, будто никто не смотрит, мелкие оговорки.

– А ты и рада будешь предать окончательно. Надоело быть слугой двух господ?

– Вовремя поменять сторону – не предательство, а дальновидность, – уверенно, с долей снисходительности в голосе заявила она. – Прикинь, как меня зауважают, когда сумею добиться того, чего Олег Николаевич не сумел? Тот-то терпеливо с тобой возился, ценил почему-то, а я просто надавлю.

Тим пожал плечами: попробуй, мол. Ему даже на краткий миг стало интересно: а действительно ли физическая боль может перебороть психологическую установку? Может, он сумеет вспомнить?

– Хорохоришься?! Ничего, скоро сапоги мои лизать будешь, умоляя, чтобы все закончилось!

– Какие извращенные у тебя сексуальные фантазии.

Бледное лицо стало серым, а скулы расцветились алыми пятнами, нос снова сморщился, по низкому лбу гармошкой пошли горизонтальные морщины, превращая молодую девушку в древнюю каргу.

– Дрянь, ублюдок… ничего, недолго осталось. Всем покажу, чего стою. Своими талантами всего добьюсь, докажу, что и женщина может руководить, а не с мелкими поручениями бегать! У нас равноправие в Ганзе!

Она спорила вовсе не с ним, а сама с собой, спроецировав на Тима все свои страхи и неудовлетворенность жизнью. Ведь это так удобно – назначить главного злодея, возненавидеть и победить. Может, в качестве психотерапии это даже принесет ей минутное облегчение. Парню припомнился маньяк-каннибал-сатанист – наверное, он тоже начинал с чего-то подобного. Впрочем, у бывшего профессора из Полиса имелся вымышленный господин, ради которого он убивал, и даже компаньон в виде двухголового гермафродита. У Маряны Тетеровой не имелось никого, но, конечно же, в том была виновата не она, а другие – Тим, например.

– Ты в этой тюрьме и останешься, а я приходить буду часто-часто, – пообещала она. – И никто тебя не дождется, а твою шлюху Леночку за волосы притащу и освежую! Че смотришь? Я слышала, как ты ее во сне звал!

Кулак сложился сам, без его ведома. Тим не замахивался, но удар вышел знатный – практически классический хук левой. Наверное, он заставил бы пошатнуться и бойца покрепче, а легкая, худая Маряна просто отлетела в руки одного из мордоворотов. В себя пришла поразительно быстро и завизжала-заорала, подобно старой бензопиле, которой они по весне валили сухостои, грозящие рухнуть на бетонную стену, ограждавшую поселок.

– Да как ты посмел?! Я же женщина! Тварь!..

– Ты только что сама упоминала равенство. Решил, оно обязано быть полным, – ответил Тим. Угрызения совести его не мучили, скорее, он испытывал мрачное удовлетворение. Странно, что за оскорбление Аленки ограничился лишь этим.

– А вы чаго, – извратив последнее слово, заорала Маряна. – Скоты, падкие до зрелищ?! Действуйте!

И мордовороты не заставили себя ждать.

Двигались они механически, словно роботы, били без остервенения, но сильно, будто выполняя нудную, наскучившую работу, которую давно сменили бы, если бы умели хоть что-нибудь другое. В дело шли кулаки, подошвы тяжелых армейских ботинок, один из них попробовал ударить Тима лбом в переносицу, но тот чудом увернулся, заметив смазанное движение. Он не сопротивлялся – все равно бессмысленно, – упал, как только ему позволили, сжался в комок, старательно оберегая внутренние органы. В какой-то момент его вздернули на тотчас подогнувшиеся ноги, осознав ошибку, усадили у стены; один крепко держал, второй зафиксировал руку локтем вниз.

– Не сопротивляйтесь, молодой человек, – посоветовал врач. – Вы знаете, что с вами будет, если обломится игла и попадет в вену? Вы проживете ровно до того момента, пока острие не пронзит сердце, пройдя в него вместе с кровью.

«Было бы неплохо», – мог бы сказать ему Тим, но не стал: и поскольку губы были разбиты в кровь, и потому, что на самом деле очень хотел выжить. Апатия растворилась без следа, злость вытеснила всю ее без остатка. Убивать мучителей он не собирался: те лишь исполняли приказ озлобленной дуры, а мстить Маряне было бы ниже его достоинства. Настанет время, и она погибнет из-за собственной подлости и глупости, но Тим окажется здесь ни при чем. Зато он теперь точно собирался выбраться из тюрьмы: не важно, с помощью ли Немчинова, или найдя лазейку самостоятельно.

Препарат проник в кровь, не принеся с собой ни жжения, ни чего-то похуже. Сыворотка правды: амитал натрия, пентотал или какой-нибудь местный аналог. Тим приблизительно знал, что его ожидает: состояние бесконтрольной болтливости. Вот только Колодезов, когда-то рассказавший о подобного рода препаратах, постоянно упоминал о тщетности химии, если под рукой не имеется специально обученного человека, умеющего задавать правильные вопросы. Без них поток слов, льющихся из уст допрашиваемого, ничем не отличим от стихов акына: чего увидел – о том и спел.

Тим даже рассчитывал специально задать тему разговора, но когда препарат начал действовать, по телу прошла судорога, сознание затуманилось, и от него уже не зависело ничего. Главное, блок устоял.

Предплечье пронзила колющая боль, почему-то воспринявшаяся в разы сильнее надоедливого стона мышц, тисков, сомкнувшихся на висках и удушающей жары, поселившейся на «Марксистской».

– Тс-с… тихо, не дергайся, – вплыл в уши знакомый баритон. На этот раз ни ироничной искры, ни веселья в нем не было, лишь мрачная сосредоточенность.

– Кай… – Тим попробовал пошевелиться – удалось с очень большим трудом, нервы натянулись и зазвенели, как струны.

– Сиди смирно! – шепотом прикрикнул сталкер, и парень замер.

Вновь подать голос он решился, ощутив новый укол – теперь уже в шею. На губы надавили, заставив открыть рот, вслед за этим в него полилась прохладная жидкость, лишенная вкуса, но вряд ли вода. Инстинктивно препятствуя очередной инъекции, Тим отстранил руку, но ту перехватили и зафиксировали намертво. Впрочем, последнее как раз было неудивительно: насколько он узнал Кая, тот никогда не стал бы церемониться, если собирался претворить свои планы в жизнь. А сейчас в эти планы входило…