Отпуск по ранению - Вячеслав Кондратьев

На площадке около кинотеатра несколько человек стояли задрав головы, – маленькая золотистая точка немецкого самолета очень медленно плыла среди облачков разрывов.

Никакого страха Володька не обнаружил на лицах людей, только некоторое любопытство, да и то не очень сильное. Видимо, для москвичей это было обычным и совсем не страшным. Да и чего бояться какого-то одного прорвавшегося самолета такому огромному городу! Самолет-разведчик уходил, ближайшие зенитные батареи, наверно, те, что на площади Коммуны, перестали вести огонь, и хлопки зениток уходили все дальше.

– Это вы, лейтенант Володька?

Он обернулся: около него стояла Тоня и серьезно, без улыбки смотрела на него.

– Здравствуйте, – смутился Володька поначалу, вспомнив свое поведение в "коктейле".

– Надеюсь, вы больше не носите пистолет в кармане и вас можно не бояться?

Володька как-то растерялся, не зная, что ответить, но потом нашелся:

– Вы, наверное, ждете извинений?

– От вас? О нет, – усмехнулась Тоня. – Мой Витька, наверно, поступил бы так же…

Они помолчали.

– Я почему-то была уверена, что встречу вас, – наконец сказала она. – Как вы проводите отпуск? Сколько вам еще осталось?

– Пятнадцать дней.

– Только пятнадцать! – воскликнула она.

– Да.

Они опять помолчали. Тоня задумалась, будто решала что-то для себя, потом подняла на него глаза и спросила с деланным равнодушием:

– Что вы делаете сегодня вечером, лейтенант Володька?

– Ничего.

– Заходите ко мне. Будет несколько моих подруг с приятелями. Игоря, конечно, не будет, – добавила она, заметив, что Володька в нерешительности. – Я живу на Пироговке. Запишите…

– К каким часам прийти? – согласился он сразу, потому что длинные вечера наедине с матерью были не очень-то веселы.

– Часам к шести. Вы же знаете, комендантский час…

– Хорошо, я приду. Спасибо.

– Ну тогда до вечера, – улыбнулась Тоня слегка и взглянула на него каким-то странно-задумчивым взглядом, от которого у Володьки почему-то екнуло сердце.

Он сразу же, вслед за Тоней, вышел из сада и быстрым шагом направился домой – надо успеть пообедать, погладить брюки и вообще привести себя в надлежащий для гостя вид. Матери он сказал только, что он приглашен, но к кому – умолчал; так, одни знакомые.

Дом на Пироговке он нашел без труда, но, войдя в парадное, был остановлен строгой старушкой лифтершей:

– К кому?

Володька растерялся. Тониной фамилии он не знал.

– Меня пригласили… Квартира шестнадцать… Тоня.

– Проходи, знаю… Кто головы на фронте ложит, а у кого гулянки кажинный день, – пробурчала старуха.

Володька поднялся по широкой и чистой лестнице, чему удивился – не до уборок было домоуправам в ту пору, – и позвонил в единственный звонок, около которого не висело никакого списка жильцов. "Значит, квартира отдельная", – подумал Володька.

Открыла ему Тоня в нарядном платье, радостно улыбнулась, провела в прихожую с огромным, во всю стену зеркалом, а потом и в большую комнату, показавшуюся ему чуть ли не залой.

– Это Витькин товарищ с Калининского фронта. Лейтенант Володя, – соврала Тоня без всякой заминки, видимо отрепетировав заранее, представляя его двум девицам и двум парням, сидящим за столом.

– А Игоря разве не будет? – протянула одна из девиц.

– Не будет, – отрезала Тоня. – Садитесь, Володя.

– Тогда, может быть, приступим, – поднялся рыхлый, полноватый парень в очках и поднял рюмку. – Тогда за здоровье новорожденной!

Володька смутился, что пришел без подарка, и пробормотал:

– Почему вы не сказали, Тоня…

– Ребята, – не обратила она внимания на его слова. – Володя учился в нашем институте.

"Да? Когда?" – посыпались вопросы, и Володьке пришлось признаться, что учился он всего пятнадцать дней в сентябре тридцать девятого.

– Все равно он наш, – заявила Тоня.

Накрытый стол удивил Володьку не военным, не по времени изобилием, хотя ничего особенного и не было. Все же это насторожило Володьку.

Но начались тосты за новорожденную, за победу, за Тониного брата Витьку, за всех, кто на фронте, и даже за него, Володьку, и он примирился и с сытыми лицами присутствующих, и с их хорошей одеждой, с обилием еды, что поначалу ударило резким контрастом с собственным домом, а тем более с халупой Егорыча.

Архитектурный институт был до войны моден, конкурсы были большие, поступить было трудно, так как требовался грамотный рисунок, и поступали в него большей частью ребята из обеспеченных семей, имеющих возможность нанять преподавателя и подготовить своих отпрысков. Видимо, и Тоня и ее друзья были из таких семей… Ну, а очкарика не взяли в армию из-за зрения, а второго, может быть, еще из-за чего-нибудь, хотя на вид он был вполне здоров. В общем, Володька подавил в себе неприязненные чувства, появившиеся поначалу, а после большой рюмки водки настроился благодушно, правда, только до тех пор, пока очкарик не заявил авторитетным тоном, что Москву осенью спас случай… Володька хоть не участвовал в битве под Москвой, но знал, какое это чудо и какой случай – по пояс в снегу, в лютые морозы шли бойцы в атаки с одной мыслью: отогнать немцев от города. Он нахмурился, скривил губы и сузившимися глазами достаточно выразительно посмотрел на очкарика, и Тоня, настороженно следящая за ним, очевидно опасаясь такой же вспышки с его стороны, какая случилась в «коктейле», сразу же подошла к нему, взяла за руку.

– Пойдемте, Володя, я покажу вам Витькины фотографии. Вам будет интересно, – сказала и увела его в другую комнату, наверное кабинет отца, где стояли большой письменный стол, кожаный диван, два кожаных кресла, а на стене висели две скрещенные шашки с именными пластинками на ножнах. – Вам не нравится у меня?

– Зачем говорить то, чего не знаешь, – хмуро произнес он.

– Не обращайте внимания. Он неплохой мальчик, только считает, что должен иметь собственное мнение, в корне отличающееся от мнения других. Садитесь.

Володька опустился на диван. Тоня стояла напротив и смотрела на него пристально, и опять от ее взгляда у него екнуло сердце. После недолгого молчания она сказала:

– Вы все еще не можете представить, как можно веселиться, когда там, на фронте… Да?

– Нет. Я уже понял – жизнь есть жизнь…

– Расскажите что-нибудь… о фронте, – попросила она.

– Вы ждете романтических эпизодов? – усмехнулся Володька.

– Нет. Я немного представляю, что такое война. Мой отец военный. Он рассказывал…

– Ну, ваш отец видел войну, наверное, с другой точки, – взглянул он на шашки. – Не с окопа.