Слово Оберона - Марина и Сергей Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он коснулся тебя?!
— Нет. Максимилиан…
— Бежим! — завопил некромант. — За Печать!
— Погодите… Тут Принц-пленник и Принц-деспот!
— Что?! — Уйма разинул рот.
— Если их не затоптали, — пробормотал Максимилиан себе под нос. — Один слепой, один парализованный, с ними нам не уйти далеко!
— Мы должны, Макс, — прохрипела я.
— Дура! Дура! — в глазах его — и нормальном, и оплывшем — загорелась прежняя злость. — Идиотка! Зачем я старался! Он сейчас придёт!
Не слушая его, я повернулась и кинулась туда, где остались братья-враги.
* * *
— Лена, это ты?
Принц-пленник стоял, вжавшись в стену. Рогожка с парализованным врагом лежала у его ног.
— Я.
— Что происходит? Чума…
— Он здесь! — взвизгнул Максимилиан. — Он за нами гонится! Он…
Порыв ветра. Порыв отвратительного запаха. Тёмная тень возникла в конце коридора. Одно движение — и она стала ближе шагов на десять.
— Стой!
Я вскинула посох, но Максимилиан оказался быстрее. С кончиков его длинных гибких пальцев сорвались будто кусочки серого теста, хлюп! — и они растеклись плёночкой между нами и надвигающейся бедой. Бабах! — я не успела удержаться, мой посох разразился молнией, прорвал дыру в защитной плёнке, и в эту дыру с ухмылкой пробрался Принц-чума!
— И-и-и!
Максимилиан заругался так страшно, что я даже понять его не смогла. И ещё раз взмахнул пальцами. Новая плёнка возникла в нескольких шагах от нас, Принц-чума вломился в неё всем телом, но плёнка выдержала.
Уйма забросил на плечо парализованного Принца-деспота. Я схватила за руку слепого Принца-пленника и кинулась за людоедом. Принц-саламандра побежал за мной, а позади всех нёсся Максимилиан. Он бежал и ругался, ругался и бежал, и скоро его брань превратилась для меня в монотонную музыку, вроде барабанного бумканья, задающего ритм гребцам на галере. Иногда некромант оборачивался и залеплял коридоры за нашей спиной новыми полотнищами защитной плёнки.
— Уйма! Ты знаешь, где выход?
Людоед обернулся. Я услышала, как он дышит. Редкий случай — обычно Уйма дышал бесшумно. Он ранен, поняла я. И тащит на себе мужчину, почти такого же тяжёлого, как он сам. Может, Максимилиан был прав, и нам следовало бросить принцев и спасать свои шкуры?!
За моей спиной кто-то упал. Я обернулась: на полу лежал Принц-пленник. Он потерял сознание на бегу — ещё бы, ведь он столько лет провёл в клетке!
— Приплыли, — сказал Максимилиан. — Всё из-за тебя. Дура.
Я огляделась. Мы были в каком-то коридоре, я понятия не имела, где выход и куда бежать дальше. Уйма утёр лоб, размазав по лицу кровавые полоски. Некромант злобно щерился.
— Здесь камин, — сказал Принц-саламандра.
Я повернула голову. В комнате налево и в самом деле имелся камин, огромный, как кузов самосвала. Холодный. Пустой. Я хотела сказать принцу, что здесь он, к сожалению, не согреется, но не смогла. Я тоже задыхалась.
— Каминная труба, — не сдавался саламандра. Я представила себе, как мы будем тащить вверх по трубе парализованного Принца-деспота, и улыбнулась почти так же криво, как Максимилиан.
— А я в детстве… трубочистом, — закончил свою мысль Принц-саламандра.
— Вы?!
— Ну такая игра…
Странно. Принцы играют в трубочистов. Правда, учитывая их любовь к огню и каминам…
— Я тоже, — сказал вдруг Максимилиан, и я вспомнила, как он впервые появился передо мной. Из каминной трубы.
— У меня есть верёвка, — саламандра коснулся пояса. — Я всегда ношу с собой.
И, не дожидаясь возражений, он шагнул к камину, влез в него и запрокинул голову, изучая трубу.
Мои ноздри дёрнулись. Из ближайшего коридора опять потянуло знакомым тошнотворным запахом.
— Уйма… — я обернулась к людоеду. — Если тебе тяжело…
Он не дослушал. Поправил на плече Принца-деспота и, закряхтев совсем по-старчески, полез в камин.
— Погоди! — крикнул саламандра уже из трубы. — Я спущу тебе верёвку!
— Мы оторвались, правда?
Тишина.
Мы лежали на траве у дороги, не потрудившись отыскать себе убежище. Даже костёр не стали бы разводить, если бы не Принц-саламандра — он так продрог, что теперь сидел, скрючившись, в пламени и всё тянулся и тянулся за новыми сухими ветками. Топливо заканчивалось.
— Мы оторвались? — повторила я с надеждой.
— Нет ещё, — проскрипел Уйма.
Повязка на его руке была чёрной от крови. Глаза болезненно поблёскивали. У людоеда поднималась температура.
— Дай-ка я тебя полечу, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Нам надо идти дальше, — прошептал Принц-пленник.
Тёмным вечером он снял повязку с лица. Свет костра мешал ему, но принц мужественно привыкал. Никогда прежде я не видела человека с такими огромными зрачками.
— Мы не можем идти, — я разглядывала глубокую рану Уймы. — Все просто с ног валятся. Кто потащит вашего братца?
Принца-деспота понемногу отпускал паралич, зато теперь он был связан руками людоеда, а значит, всё равно что закатан в бетон. Зато его взгляд провожал меня, куда бы я ни повернулась, и очень мешал сосредоточиться.
У Принца-саламандры закончилось топливо. Он вылез из догорающего костра (чешуйки его чёрного трико дымились), огляделся.
— Возьми мой топор, — предложил Уйма.
— Благодарю…
Вооружившись топором, Принц-саламандра побрёл к корчеватому дереву на обочине.
Мои ноздри дрогнули. С тех пор, как мы выбрались из замка, меня преследовал этот запах. Вокруг пахло свежей травой, дымком и полем, а мне казалось, что над дорогой стелется запах чумы. Но этого не может быть: мы оторвались довольно далеко. А может, Принц-чума и вовсе остался в замке?
Я плохо помнила, как мы выбирались через каминную трубу. Принц-саламандра поднялся первым и сбросил верёвку. К счастью, труба была такая широченная, что в неё могли влететь плечом к плечу три толстые ведьмы на помелах. А уж щуплому Максимилиану там вообще было раздолье — он мог мотаться вверх-вниз, как йо-йо на резинке.
Помню, я протянула ладонь над головой лежащего без чувств Принца-пленника и сказала «Оживи». И Принц пришёл в себя и поднялся, а я зашаталась, как бумажная кукла на ветру.
Помню, продели верёвочную петлю под мышки Принца-деспота и так втащили наверх. А Принц-пленник поднялся сам, на ощупь отыскивая железные скобы. А Максимилиан ругался и подталкивал его снизу.