Умножающий печаль - Георгий Вайнер

По радио, наверное, специально для меня пел Андрей Макаревич:

«…В добрый час, друзья, в добрый час!..

Я вас жду, я помню о вас…»

Он мне пел, а я готовил пулю для своего друга Серебровского. Я сидел за столом, который был мне сейчас как верстак. В центре — яркая настольная лампа. Слева — мой изумительный разобранный бельгийский карабин. На столешнице — миниатюрные инструменты для ремонта часов, аптекарские весы, ручные тиски, несколько вынутых из обоймы патронов.

Из-за неплотно прикрытой двери в ванную я слышал шелестящий шум душа и голос Лоры, подпевающий Макаревичу:

«…И спето про все, но выйди за дверь — Как много вокруг забытых дорог…»

Пассатижами я вынул пулю из гильзы, высыпал на лист бумаги порох. Потом повторил эту операцию со следующим патроном. Порох ссыпал на чашку весов, очень аккуратненько добавляя смертельные черно-серые крупинки. Как сказал классик — порошок Бертоле успешно лечит зубную боль в сердце.

— Порядок! — скомандовал сам себе. Через бумажную вороночку загрузил порох в пустую гильзу, отставил ее в сторону. Взял пулю, зажал в тиски и хирургическим скальпелем сделал на головке тонкие спиральные надрезы.

А Макаревич пел, подбадривал меня, обещал:

«…Пусть, как никогда, натянута нить.

Не стоит бежать, не стоит робеть.

Я вас жду, я помню о вас…»

Я вынул из тисков пулю и закрепил в них гильзу с порохом, потом очень осторожно ввинтил в горловину пулю, тщательно обжал пассатижами и на пламени зажигалки обжег поясок гильзы. Потом долго дул на нее и перекидывал снаряженный патрон с ладони на ладонь.

«…Лет десять прошло, и десять пройдет,

Пусть сбудется все — хотя бы на треть,

Нам в жизни везло — пусть вам повезет…»

Усиленный дальнобойный патрон я поставил в шеренгу уже готовых, грозно поблескивающих рыжей бронзой в желтом световом кругу под лампой. Потом встал из-за стола, потянулся, напрягся и с удовольствием почувствовал, как играют все мышцы тела. Взял со стола детали, узлы карабина и со скоростью, наработанной бессчетными сотнями часов тренировок, с коротким металлическим пощелкиванием и лязгом собрал несколько безобидных матовых железяк в смертоносную машину.

Карабин больше не существовал отдельной неодушевленной жизнью — он стал частью меня, мы слились в один боевой механизм, который не может ошибаться, не знает пощады.

Я поднял карабин и прицелился в далекую телеантенну за окном, она плавала тоненькой ниточкой в натекающей вечерней мгле, в подступающей ночи, в мире, который почему-то хочет вытолкнуть меня из этой яркой праздничной жизни.

Я стоял недвижимо, чувствуя, как теплое дерево приклада врастает в мое плечо. Как легко поразить любую цель, плюнув на версту раскаленным куском свинца! Указательный палец начинает почти неощутимое, невидимое глазу движение, ниточка замерла в кольцевом створе мушки, дыхание остановилось, и — щелк — негромкий щелчок холостого выстрела!

Серия — щелк! — щелк! — щелк!

Бесшумно я упал на пол, быстро, плавно — перекат через спину — щелк! — щелк! — щелк! Ах, как жалко, что стальное чмоканье курка быстрым злым пунктиром рассекает песню Макаревича!..

Я спружинил на ногах, вскочил, упал и снова дал серию: щелк! — щелк! — щелк! Прыжок, кульбит, и опять серия — пока еще холостых выстрелов. И все надо делать очень быстро, беззвучно, неслышно, только Макаревич — под негромкое частое клацанье затвора автомата — пусть поет свою грустную песню о дружбе, об ушедших временах, о разведенных путях:

«…В добрый час, друзья, в добрый час!..

Я вас жду, я помню о вас…»

Я должен двигаться гибко, стремительно, бесшумно. Это не тренировка, не разминка. Это репетиция. Как языческий шаманский танец войны, пусть это будет ритуал неотвратимой смерти.

Я услышал шорох за спиной, опустил карабин и обернулся — в дверях ванной Лора с ужасом смотрела на меня.

Когда я пришел к себе в кабинет, мой личный секретарь, именуемая Леной Остроумовой, сидела с телефонной трубкой в руках за моим столом. Закрывая ладонью микрофон, она сообщила мне:

— Ленин прав, кино — важнейшее искусство для народа! Житья нет от сумасшедших, — убрала руку и сказала в микрофон: — Я вам все объяснила, присылайте в письменном виде, до свидания…

Положила трубку, встала из-за стола.

— С чужого коня — посреди грязи… Хотя вы не чужой, а Верный Конь…

Я хмыкнул, усаживаясь в кресло. Вообще-то кресло было огромное, мы бы там и вдвоем поместились. Вполне возможно, было бы удобнее. Или приятнее.

— What's up? — запросил я свой рабочий аппарат. — Что происходит в нашем милом зверинце?

— Я получила для вас еще несколько справок из Интерпола от вашего коллеги Пита Флэнагана. — Лена положила на стол пластиковую папочку и деловито спросила: — Как я поняла, Хитрый Пес — это Александр Игнатьич?

— Да. А что?

— За что это вы его так?

— А он сам придумал для нас эту игру. Нам было лет по десять… Индейцы… Рыцари тайного ордена… Потом мы превратились в пиратов. Потом были космические разведчики… Потом мы были ремарковскими товарищами… Потом мы были очень многими… Пока не превратились в сегодняшних уродов.

— Занятно, — усмехнулась Лена. — Сейчас уже, наверное, никто не играет в такие игры… И никто так не дружит.

— Так, как мы дружим сейчас, кажется, дружат все…

Лена рассмеялась — лицом она была похожа на куклу-«неваляшку»: круглая мордашка со вздернутой носопыркой и огромными синими, якобы простодушными глазами. Такие беспомощно доверчивые очи бывают только у аферистов «на доверии».

— Мой отец говорит, что раньше дрались до первой кровянки, а сейчас — до последнего издыхания…

— Ну, Лена, ваш отец, — замминистра, он-то уж знает, о чем говорит. — Я начал просматривать содержимое папки.

— Родней попрекаете? — со вздохом спросила Лена.

— Ни в коем случае! Завидую… — рассеянно ответил я, читая документы — увлекательнейшие изыскания моего друга Флэнагана. Потом поднял голову: — Лена, я не хочу, чтобы эти бумаги шли через нашу службу безопасности…

— Не доверяете?

— Лена, о чем вы говорите? — с возмущением откликнулся я. — Доверяю! Конечно, доверяю. Но хочу дышать отдельно.

— Я вам сегодня же открою отдельный интернетовский адрес, — пообещала Лена, а я думал о том, что никакой новый адрес не решает моих проблем. При желании можно будет снимать информацию с интернетовского провайдера, на который выходят связи всего холдинга.

Ничего-ничего, как когда-то меня подбадривал Кот хохляцкой поговоркой, — ще конячья мама нэ сдохла!