С улыбкой хищника - Игорь Середенко

— Что с этим темнокожим мужчиной? — спросил Громов, размышляя о случившемся.

— Мы его отпустили, как и тех двоих рабочих, — ответил Жаров.

— Вы знаете, где он учится?

— Нет, — капитан осекся, а после непродолжительной паузы, продолжил. — Кажется, на каком-то иностранном факультете.

— Вся ясно, — сказал твердым голосом Громов, словно его внезапно разбудили. — Слушай меня внимательно, Жаров, этого темнокожего парня, студента, нужно найти.

— Он вернется, мы его и возьмем, здесь же он снимает …

— Боюсь, капитан, — перебил его Громов, повышая голос, — он не вернется. Если мои догадки верны, то он не вернется. Поэтому, пока он еще в городе и не покинул пределы страны, вам необходимо проверить все вузы города.

— Это что, шутка? Несколько сотен вузов. Мы не знаем его имени, паспорта при нем не было.

— Составьте автопортрет и ищите по всему городу.

— Если он действительно студент.

— Это все, что у тебя есть, капитан Жаров, и не распускай слюни. Ты должен его найти, я дам тебе людей в помощь. Скорей всего, он действительно студент. Это его прикрытие, объяснение, почему он в Москве. Его уже не интересует дом Бориса Ивановича, он взял, что хотел. И теперь охотится за более крупной дичью. Его нужно найти. Пошли фоторобот во все вузы города, вдруг поможет. И пусть они паники не поднимают раньше времени.

— Но он может там не появляться, — возразил Жаров.

— Может, — согласился Громов, — но мы выясним его имя, по каким документам он прибыл в Россию.

— Ясно.

Александр Архипов заканчивал седьмой класс московской школы. Учился он прилежно, учителя на него не жаловались, иногда привлекали его к конкурсам, олимпиадам, проходившим в школе. Александр жил, как и все школьники, непринужденной, неосознанной, беспечной жизнью подростка: учеба, фильмы, компьютер, домашние заботы. Жил он с дедушкой, в пригороде, недалеко от города, в школу добирался на электричке.

Как и многие подростки, он увлекался музыкой, играми, ничего неделанием, больше слушал ровесников и меньше прислушивался к родным, из которых у него остался лишь дед. Родители его умерли, когда ему было пять лет, в автомобильной катастрофе, как рассказывал ему дедушка, Иван Трофимович, у которого уже восьмой десяток подходил к концу. Дед был потомственным археологом, и рассказывал внуку множество случаев из своей богатой практики, во время которой он побывал в различных частях земного шара, работая на всевозможных раскопках. Стремясь быть похожим на своего деда и в память о своих погибших родителях, Александр невольно изучал историю, древнюю архитектуру, старинные искусства, с гордостью и замиранием в сердце от восхищения он прикасался к разнообразным предметам старины, точнее, тем, что от них осталось, найденным дедом и его родителями, которые были также вовлечены в старинную профессию — рыться в земле в поисках древних захоронений.

Последнее время, после того, как его дед, Иван Трофимович, поведал его в свою тайну и передал бразды правления этой тайной, Александр вел себя очень странно. Дед пытался не вмешиваться в дела внука, полагаясь, что мальчик во всем разберется и до всего дойдет сам. Александр, то был весел, словно впервые увидел божественное сияние, то смущен какой-то необъяснимой загадкой, над которой он бился несколько бессонных ночей, то грустен, словно увидел чью-то смерть, то задумчив будто решал сложную философскую проблему, то вспыльчив, словно ему кто-то наступил на ногу, то, терзаемый необъяснимой тревогой, погруженный в мрачное, подавленное состояние души. Дед знал о причинах столь странного поведения внука, и, не желая напороться на бессвязный текст и вспыльчивый нрав подростка, ждал, когда тот переборет все страхи и объяснит все вопросы самому себе, и лишь тогда поможет внуку разобраться в оставшихся неясностях, если тот, к тому времени, не разберется в них сам.

Когда Александр был в сказочных апартаментах Мора, ему было комфортно и все понятно. Он был, словно во сне, где не переживаешь за себя и смело, не задумываясь, беспечно идешь вперед. Но стоило Александру покинуть, казалось, сказочный мир Мора, в который тот его окунул, демонстрируя свои возможности, как он оказался в сложном, запутанном предрассудками, загрязненном пороками, ужасном, но реальном мире, о котором он с детства думал лишь, как о чудесном мире природы. Он и не мыслил, не видел той второй жизни этого мира. Мор поведал ему много случаев коварства, лжи, циничности, с которой люди уничтожают не только весь мир, но и угнетают собственную жизнь, делая ее безрадостной, и прикрывая ее фальшивыми мечтами.

Может быть, мир не так уж и ужасен, — думал Александр. Каждое слово, сказанное Мором, каждый его жест, хитрая улыбка человека, знающего, опытного, каждое заявление, сквозь которое Мор окунал сознание Александра, все это пропускалось Александром сквозь юную призму подростка. За те полчаса, что он был в подвале «черного квадрата», Александру казалось, что прошла целая вечность. Он чувствовал себя состарившимся. Он вошел в дубовую, массивную дверью с изображением черного квадрата, тринадцатилетним глупым подростком, а вышел — шестидесятилетним стариком, прошедшим все тяготы людской жизни. Его переполняла та энергия, которая порой заключает в свои объятия ученых, околдовывая их подвижное сознание тайной исследования бытия. Он был полон тех редких вопросов, которые посещают немногочисленные умы, заставляя и приводя в действие сознание, бесплодно пытающееся во что бы то ни стало раскрыть секреты природы. Он чувствовал себя монахом-отшельником, к которому однажды во сне явилось божественное предречение, описывающее лучезарные потоки святого истинного света, освещающего потемки убогого, забитого монашеского чердака сознания, прогоняющего все предрассудки, поднимающее из темных глубин невежества церкви, на высоту чистоты, ясности и легкости восприятия ангелов.

Роясь без устали и днем и ночью в городской библиотеке и скромной библиотеке деда, Александр искал ключи к тем вопросам, которые, не без труда Мора, зародили в нем само желание искать, исследовать, задаваться вопросами. Был ли Бог? Какова цель человечества? Зачем вообще нужен человек, и в частности, для чего нужна жизнь Александра? Он поверхностно прочитал основные труды древних философов Аристотеля и Платона, затем прочел основные идеи известных мыслителей: Канта, Гегеля, Фейербаха, удивился мыслям Шопенгауэра и Ницше, познакомился с последними философскими течениями. И от всего этого мировоззренческого базара и споров у него пошла голова кругом. Он уже перестал отличать реальность от вымысла, мысли ему казались живыми, а материя приобрела духовные свойства, получив возможность раствориться, потерять массу, размеры, ускользнуть от времени и исчезнуть. Где реальность: то, что мы видим, слышим, чувствуем, или она злобно прячется в наших мыслях, играя с нами в зловещую игру?

Александр помимо книг, стал просматривать фильмы, его интерес находился в сфере ужасов и мистики. Он пересмотрел множество подобных фильмов. Александр решил, что понять тот мир, который раскрыл ему Мор, он сможет, если изучит, поймет самого рассказчика. О самом Море он прочитал из дедушкиных заметок и дневников, который тот тут же дал ему такую возможность. Прочитав занимательную историю и теологические повествования о некой выдумке предков, язычников, о том, кого зовут Мор, он смог связать это имя с понятием «смерть». Здесь он вновь обратился к книгам, фильмам и рассказам местных жителей. В школе он расспросил своего учителя по истории, к которому чувствовал ученическую признательность и уважение, о понятии «смерть». Услышав его умудренные личным опытом и университетскими знаниями ответом, а также побеседовав в жарких дискуссиях со своими сверстниками на тему о «смерти», он пришел в замешательство. С одной стороны, он был еще под впечатлением необъяснимых фокусов Мора, которого знал плохо, с другой стороны, он был охвачен новым для него, небывалым страхом, который внушался им самим понятием «смерть». Он не понимал, что значит «конец», хотя необдуманно, но ясно представлял себе вечность и бесхлопотную жизнь. «Увидеть — не значит понять; почувствовать — не значит осознать; уловить — не значит утвердить ясность, полно и глубоко, — думал Александр постоянно».