Город вечной ночи - Дуглас Престон

Голос Гринбаума звучал грустно, даже укоризненно, словно он недоумевал, почему Гарриман такой тупой.

Гарриман застонал, опустил голову на руки:

– Послушайте, это все подстава. Ложные улики, чтобы шантажировать меня. Озмиан высосал все это из пальца. У него лучшие хакеры в мире, они работают на него, и они все сфальсифицировали! Я говорил вам о моих встречах с Озмианом, о том, как он мне угрожал. Можно найти записи с видеокамер, на которых я захожу в здание, и не раз, а даже дважды.

– Мистер Озмиан подтверждает, что вы были в здании, но говорит, что вы хотели выудить из него еще какую-нибудь информацию для новой статьи.

– Он делает все это, чтобы отомстить мне за мои статьи о его дочери! Как только я вышел из здания, он отправил мне текст с объяснением, что он сделал и почему!

Адвокат кивнул:

– Насколько я понимаю, вы ссылаетесь на текст, которого нет на вашем телефоне и вообще нигде нет.

– Он должен быть где-нибудь!

– Согласен. Это проблема. По моему опыту – и, несомненно, опыту прокуратуры – тексты просто не могут удалять сами себя. Какой-нибудь след где-нибудь непременно остается.

Гарриман сгорбился на стуле:

– Послушайте, мистер Гринбаум, я нанял вас, чтобы вы меня защищали. А не перечисляли мне все липовые свидетельства моей вины!

– Прежде всего, называйте меня, пожалуйста, Ленни. Боюсь, что нам долго придется работать вместе. – Он уперся локтями в столешницу, подался вперед и заговорил сочувственным голосом: – Брайс, я буду защищать вас всеми своими силами. Я лучший в этом бизнесе, поэтому вы и наняли меня. Но мы должны смотреть фактам в лицо: у прокурора безукоризненные свидетельства. Если он настоит на передаче дела в суд, вы получите приговор по полной. Единственный ваш шанс – единственный! – это чистосердечное признание.

– Признание? Вы считаете меня виновным, да?

– Позвольте мне закончить. – Гринбаум глубоко вздохнул. – Я говорил с прокурором, и при определенных обстоятельствах он готов проявить снисходительность. Это ваше первое дело, до этого вы были честным, законопослушным гражданином. Кроме того, вы известный репортер, который выполнял свой общественный долг перед городом, когда стали происходить обезглавливания. Поэтому прокурор готов отнестись к случившемуся как к единичному умопомрачению, пусть даже и чудовищному. В конечном счете похищать деньги из благотворительного фонда для больных раком, учрежденного якобы в память о покойной подруге… – Голос его сошел на нет.

Гарриман сглотнул:

– Снисходительность? Какого рода снисходительность?

– Это будет решено, если вы дадите мне разрешение на переговоры. Факт в том, что ни цента из украденных денег не было израсходовано. Я могу выставить это только как намерение. Если вы признаете свою вину, то при везении вам придется отбывать срок не больше двух, максимум трех лет.

Гарриман снова застонал и уронил голову на руки. Кошмар! Другого слова для того, что с ним происходит, не существовало, – настоящий кошмар наяву, кошмар, от которого, похоже, он не сможет проснуться как минимум два года.

В нескольких милях к северу от Манхэттенского изолятора временного содержания, у брезентового полотнища, расстеленного в центре Большого луга, стоял Марсден Своуп. Он ждал с трепетом удовлетворения, смешанного со смирением, и вот на тропинках, из-за деревьев, со стороны близлежащих улиц стали появляться люди. Они шли медленно, осторожно, словно ощущая огромное значение происходящего, выходили на огромный луг и молча собирались вокруг Своупа. Несколько прохожих, спешивших по своим делам в этот холодный январский день, замедлили шаг, глядя на растущую толпу. Но внимание властей они пока не привлекли.

Своуп знал, что его послание достигло самых разных людей, это воистину был срез американского общества, но он и предположить не мог такого разнообразия. Люди всех возрастов, вероисповеданий, имущественного положения безмолвно окружали его, кольцо собравшихся становилось все плотнее. Люди в деловых костюмах, в головных уборах, смокингах, сари, бейсбольных униформах, кафтанах, гавайских рубашках, в цветах банды – их становилось все больше, и больше, и больше. Именно на это он и надеялся с такой страстью, – на то, что один процент и девяносто девять процентов соединятся в своем отвержении богатства.

«Благодарю Тебя, Господи, – прошептал про себя Своуп. – Благодарю Тебя».

И вот настало время разводить костер. Он сделает это быстро, чтобы копы не смогли остановить процесс или, пробравшись через толпу, загасить пламя.

Своуп выпрямился во весь рост, стоя в середине освобожденного для него паломниками круга диаметром десять-пятнадцать футов. Жестом театральным и, как он надеялся, одновременно уважительным он снял накидку и остался в одежде, которую сплетал себе много мучительных вечеров, – во власянице из самых грубых, самых колких волос животных, какие ему удалось найти. Затем он отшвырнул в сторону брезент, под которым обнаружился большой белый крест – Своуп еще раньше нарисовал его на траве с помощью баллончика. Рядом стояли две канистры с керосином.

– Люди! – воскликнул Своуп. – Дети Бога живого! Вы собрались здесь, богатые и бедные, со всех уголков страны, с одной целью – чтобы объединиться в избавлении себя от роскошных и щекочущих гордыню вещей, столь ненавистных Господу, от богатства, которое, как ясно сказал Иисус, не позволит вам попасть на небеса. Давайте же теперь торжественно поклянемся отречься от этих побрякушек алчности и очистить наши сердца. Давайте же здесь и сейчас сделаем символическое приношение в костер тщеславия, и пусть оно станет нашим обещанием с этой минуты и до конца наших дней жить в простоте!

Он отошел от нарисованного креста, подхватив канистры, и влился в переднюю линию толпы, затем достал из кармана драных джинсов авторучку с золотым пером, подаренную ему отцом (которого он не видел и не слышал уже лет десять) в день окончания им семинарии иезуитов. Своуп поднял авторучку в руке, чтобы люди видели, как благородный металл сверкает в лучах заходящего солнца. Потом он кинул ее в середину круга, и она вонзилась пером в центр нарисованного креста.

– Пусть те, кто хочет идти путем благодати, последуют моему примеру! – нараспев проговорил он.

По толпе прошла короткая рябь, словно дрожь предвкушения. За этим последовал миг неподвижности. А потом посыпался невероятный дождь предметов – их кидали из толпы, и они приземлялись в траве, обозначенной крестом: дизайнерские сумочки, одежда, драгоценности, часы, ключи от машины, свернутые в рулон ценные бумаги, полиэтиленовые пакетики с наркотиками, кульки с марихуаной, пачки стодолларовых купюр, книги, подробно описывающие диеты и способы быстрого обогащения; а также всевозможные курьезные штуки: фаллоимитатор, усыпанный драгоценными камнями, электрогитара с корпусом, выполненным в стиле «книжный разворот», пистолет «смит-вессон». Бесчисленное количество других вещей, не поддающихся описанию, упали в круг или приземлились на быстро растущую груду. Гора сверкающей, показушной и никчемной роскоши становилась все выше, и в ней удивительным образом преобладали женские туфли, в основном на гвоздиках.