Горькие травы - Кира Козинаки

Варя снова согласно кивает, но уже не может сдерживать смех, и я сдаюсь и начинаю смеяться с ней вместе.

— Когда-нибудь я тебе докажу, — стращаю её вилкой я, возвращаясь к омлету.

— Но давай сегодня ужин всё-таки на мне, ладно? Ну, если у тебя нет других планов на вечер… Сегодня ещё мои именины. Варварин день раз в году, и мне нравится его чуточку праздновать. И я подумала, что мы можем поужинать вместе, пообщаться, узнать друг друга получше. Если хочешь.

Я смотрю на Варю. Улыбаюсь.

И соглашаюсь.

В «Пенке» сегодня как-то особенно много дел. На вечер у нас запланирована творческая встреча с местной поэтессой Марьяной Тумановой, очень модной и богемной, и я весь день отвечаю на десятки уточняющих сообщений в директе, пока Надя не отрывается от телефона, бронируя столики.

Ещё нам привозят алкоголь для новогодней вечеринки, мы тщательно организуем место для его хранения по всем нормам и правилам, а когда заканчиваем, у Надежды при виде этих батарей с бутылками случается шестисекундная истерика по поводу правильности решения о праздновании Нового года в «Пенке», мы же всё-таки семейная кофейня, чёрт побери.

А потом курьер доставляет диско-шар. И Рита пищит от восторга, пока не выясняется, что он не работает. И начинается эпопея под названием «Как заменить сломанный диско-шар, если на складе поставщика нет других диско-шаров, и на складе поставщика поставщика их тоже нет».

Пётр появляется в «Пенке» после обеда. Внезапно взлохмаченный, бледный и с блестящими глазами. Под распахнутым пальто не привычный костюм, а тёплый свитер и джинсы. Мы сталкиваемся с ним в дверях служебных помещений. Он, не говоря ни слова, хватает меня за запястье и тащит за собой в кладовку, заводит внутрь и прикрывает дверь. Я цепляю взглядом пробуждающие всякие-разные фантазии мешки с кофейным зерном, но поспешно отворачиваюсь и смотрю на Петра.

— Тот неловкий момент, — говорит он, — когда ты уже смирился с тем, что эта женщина не поддаётся логике, и перестал удивляться, а потом она зовёт Варю жить к себе.

Вместо ответа я издаю короткий смешок.

— Как ты узнал?

— Явно не от тебя, хотя хотелось бы. Это нормально — уточнить, что с человеком, который должен был за время моего отсутствия съехать из моей квартиры, всё в порядке. Ненормально узнать, что устроился он у тебя дома.

Развожу руками.

— Ей нужно пробыть в городе до конца месяца. Я предложила помощь.

— Ладно. — Он проводит ладонью по волосам, и они принимают очередную замысловатую форму. Видимо, это не первый подобный жест за сегодняшний день. — Мне даже не хочется спрашивать, какой в этом всём скрытый смысл, поэтому давай я прямо сейчас сниму номер в отеле до конца этого чёртова месяца, и Варька туда переедет.

— Ну уж нет! Ты её бросил, и теперь она моя!

Пётр резко преодолевает разделяющие нас сантиметры, буквально заставляя прижаться спиной к стеллажу, и упирается руками в полки с обеих сторон от моей головы, заключая меня в кольцо.

— Ты сводишь меня с ума, Ась, ты знаешь?

Он близко, я ощущаю тепло его тела, вижу блеск его глаз, чувствую запах его кожи.

Слишком близко. Опасно близко.

— Сейчас? Или вообще? — уточняю я.

— Всегда. Но вот этой своей выходкой с Варькой — особенно.

— Мне она нравится, — признаюсь я. — Она милая, трогательная и готовит так, ммм, пальчики оближешь. Зря вы расстались. Мне кажется, вам надо сойтись обратно.

— Ну заебись ты придумала! — восклицает Пётр, глаза блестят совсем уже лихорадочно. — Может быть, я сам как-нибудь решу, с кем мне быть? Мне не нужна Варя, давно не нужна. Мне ты нужна. Я хочу быть с тобой.

И тут моё игривое настроение, за которым вполне успешно скрывалось нервное напряжение, улетучивается. Потому что он говорит то, что я хотела — жаждала, мечтала! — услышать почти год. Дыхание перехватывает, в носу щиплет, будто вот-вот расплачусь.

Пётр опускает руки и отступает на шаг назад, словно давая мне пространство для раздумий.

— Ась, — говорит он уже тихо, с хрипотцой. — Если я предложу тебе быть со мной, ты согласишься?

И я отвечаю единственное, что может ответить женщина, когда мужчина её мечты предлагает ей быть вместе. Если эта женщина — я.

— Не понимаю, — заявляет Ирина, со стуком возвращая на стол опустевший бокал на тонкой ножке. — У вас же квартира есть. Почему вы до сих пор ютитесь в этой съёмной хате в жопе мира?

— Не у нас, а у Асеньки, — поправляет Никита, наливая Ирине новую порцию вина и бросая на меня косой взгляд.

Я выдавливаю натянутую улыбку, показывая, что не имею ни малейшего желания снова об этом разговаривать. Потому что с тех пор, как я забрала у нотариуса ключи от квартиры отца и положила их в маленький внутренний карман сумки, под замок, я ни разу их оттуда не доставала, а вот с Никитой мы спорили по этому поводу неоднократно. Сначала он предлагал переехать в ту квартиру, потом — сдать её, потом — продать и купить другое жильё. Ну или хотя бы положить деньги в банк, чтобы приносили проценты. Может, их даже хватит на машину. Я упрямо отвергала все его идеи, не хотела возвращаться туда, не хотела думать об этом месте, не хотела ничего решать. Слишком много демонов было замуровано в тех стенах.

Сегодня мы празднуем день рождения Никиты. Раскладной стол посередине комнаты, майонезные салаты, которые я нарезала с самого утра, небольшой круг общих друзей. Вернее — его друзей: Соньки с Матвеем не было, у них с Никитой как-то разладилось после той несостоявшейся поездки в Питер. Мне казалось, что Сонька обиделась. Соньке казалось, что Никита — зло, но я не желала её слушать.

— Всё равно не понимаю, — не унимается Ирина. — Мы с Русом с таким трудом набрали на первый взнос по ипотеке, а у вас…

— Знаешь, Ирка, — перебивает её Никита и под одобрительные смешки друзей пускается в объяснения хитросплетений наших отношений с недвижимостью, говоря что-то про моих тараканов, которые, по его словам, и не мадагаскарские даже, а особые, селекционные, размером с таксу.

И почему-то именно в этот момент я внезапно чувствую, что… всё, отрезало.

Не могу понять, почему сейчас, а не, например, вчера утром, когда я случайно постирала его белую футболку со своим красным носком, и она превратилась в смешную розовую. Я радовалась, что и у нас наконец случилась эта классическая история, а Никита закатил мне скандал — такой, что веселье как рукой сняло, и я долго извинялась и обещала купить ему пять белых футболок.

Или, например, не две недели назад, когда мы проводили пятничный вечер у телевизора с пивом и копчёными куриными крылышками. Никита щёлкал пультом, попал на трансляцию соревнований по спортивной гимнастике и, пьяно хихикая, заявил, что он тоже гимнаст. На мой вопрос, с чего бы это, он разразился новой порцией смеха и сказал, что потому что каждый вечер засыпает на бревне. Мне показалось, что мне на голову вылили ушат ледяной воды, но я промолчала. Проглотила.