Война за океан - Николай Задорнов

Адмирал замер, подняв брови. «Ах, в американских!» — как бы говорило выражение его лица.

— Ваше превосходительство, Сахалин не принадлежит Японии.

Тут голова у Путятина затряслась.

— Я сам знаю, что не принадлежит!

— Я был на Сахалине. Японцы, конечно, постараются захватить его и…

— И? И? Ну, и? — замахал руками и завизжал Путятин.

Путятин молча несколько раз махнул рукой, как бы предваряя попытки Чихачева снова заговорить. Потом адмирал встал. Лицо его стало строгим и серьезным. Кивком головы он дал знать присутствующим, что этот разговор окончен и он отпускает всех. Взглянул на Чихачева, как бы показывая, что прощает его.

С адмиралом остались Посьет и Гончаров.

«Комик какой-то», — выходя, подумал Чихачев.

Чихачеву не удалось сказать всего, что надо было.

А уже наступила ночь и кругом темь. Чуть отделяются горы на фоне звездного неба. Бонин-Сима, теплое море, тепло — все потеряло прелесть, так грубо поступил адмирал…

Подошел Римский-Корсаков. Чихачев почувствовал, как он в темноте радушно улыбается. Протянул руку и пожал крепко.

— Я очень рад, Николай Матвеевич, услышать все ваши рассказы! Отлично! Так пойдемте в кают-компанию… Разве вы никогда ничего не слыхали про нашего адмирала? — весело спросил он, спускаясь чуть впереди Чихачева по трапу.

Чихачев почувствовал, что отношение к нему переменилось. Видимо, смело держался и на него обратили внимание.

— Ваша экспедиция Амурская, — заговорил Римский-Корсаков, — очень меня занимает. Ведь даже начальника вашего я прекрасно знаю, служил с ним на «Авроре» и учился с ним одновременно.

Римский-Корсаков почувствовал в симпатичном курьере из Иркутска человека с убеждениями и достоинством и решил заговорить.

В кают-компании ужин великолепный, подали очень вкусное легкое вино.

Расспросы и рассказы продолжались. Пришел адъютант барон Криднер[33] и сообщил Римскому-Корсакову, что Чихачев назначается к нему на судно, а лейтенант Шлиппенбах переводится со шхуны на «Палладу».

— Хороший признак! — сказал Римский-Корсаков. — Я так и знал! Ведь если идти для установления связи с экспедицией Невельского, то мне со шхуной придется!

Криднер присел, сказал, что японки, говорят, особенно хороши, и со вздохом предупредил Чихачева, что при адмирале на эту тему приходится держать язык за зубами.

Чихачев понимал, что и здесь людям нелегко. Вон какой штормище перенесли, фрегат плох, опасно их плавание. Была у них и цинга, и холера, на днях двух матросов похоронили.

— Я откровенен буду с вами, — говорил по-французски Корсаков, идя с Чихачевым на вельботе к себе на шхуну. — Вы пытались заинтересовать адмирала. Но это трудно. Однако когда он все увидит, то сам поймет. Расскажите откровенно, что такое Амур? Как живет там Геннадий Иванович?

Вельбот пристал к борту паровой шхуны.

Офицеры поднялись на палубу. Вещи Чихачева унесли.

— Пойдемте в мою каюту. Я очень, очень рад, что вы будете у меня служить.

Корсаков был очень воодушевлен предстоящим открытием Японии, придавая этому огромное значение, и уверял Николая Матвеевича, что с Японией разовьется торговля.

— Камчатка, Аляска, Охотский край оживут необычайно. Адмирал все прекрасно знает! Ведь на эскадре штурмана Халезов и Попов[34]…

— Позвольте…

— Да, да… Александр Антонович Халезов был старшим штурманом Геннадия Ивановича на «Байкале». Он и Лев Попов производили описи устья реки и лимана. Адмирал многое знает от них. Получив ныне почту и распоряжение великого князя, сразу же пригласил Халезова. Я познакомлю вас. Халезов прозван у нас Дедом за то, что бывал всюду. А Лев Попов переводится ко мне на шхуну. Значит, готовится экспедиция в лиман, и вы одержали победу!

На другой день Чихачева снова пригласили к адмиралу. Командиры судов и Римский-Корсаков уже там.

— Великий князь пишет, что следует установить связь с Амурской экспедицией на случай войны, — сказал адмирал. — Для промеров надо послать шхуну. Об этом же просит и Муравьев. Если действительно есть уголь, то мы это исследуем!

Чихачев заметил перемену. «Чье это влияние? Или сам одумался?» Путятин сказал, что окончательно с посылкой шхуны все решится в Японии.

— Не будем, господа, загадывать! Дайте сначала прийти в Нагасаки! Как бог даст!

«Кажется, он в самом деле все обдумал», — решил Чихачев. Путятин сказал, что прочел газеты, привезенные с Сандвичевых островов.

— Если вход в реку есть, то честь Невельскому! — сказал Путятин, отпуская офицеров.

«Умри, Денис, лучше не напишешь!»[35] — подумал Римский-Корсаков, выходя из каюты адмирала и натягивая фуражку покрепче.

Чихачева познакомили с Халезовым. Коренастый, сухощавый офицер. Он был очень сдержан при упоминании о Невельском, словно об этом ему запрещено говорить.

Чихачев и Корсаков вернулись на шхуну. Воин Андреевич становился откровенней.

Чихачев замечал, что, кажется, тут принято острить по адресу адмирала.

— А как вам Гончаров? — спросил Чихачев. — Вот этот, я думаю, все опишет. Мог бы разобрать все по косточкам! В том числе и адмирала.

Римский-Корсаков не ответил. Если про адмиралов можно говорить что хочешь, то с художником, полагал Воин Андреевич, надо осторожнее, это нежный, сложный инструмент…

Перед обедом Путятин в каюте, залитой по полу солнцем, сидел за столом в приятной тени в халате, надетом на голос тело, прямой, сильный, рослый, и быстро писал.

Голова его чуть наклонена на сторону, а на лице хитрейшее выражение. Он делал этой бумагой тонкий ход, хотя пишет пока начерно.

Перед отъездом Путятина из Кронштадта в Англию решено было, что экспедиция наша будет поддерживать самые дружественные отношения с американцами и действовать в согласии и контакте с Перри, о чем он будет поставлен в известность и прямо Путятиным, и через Вашингтон.