Черная кровь - Ник Перумов

Сколько именно – это другой вопрос. Но пока мы будем его обсуждать, колдуны пусть отойдут в сторону. А то слишком много волшбы сплелось вокруг этих огней.

Ромар и колдун лесовиков поднялись, молча отошли в сторону и присели друг напротив друга, приняв прежние позы. Колдун медведей был еще совсем молод, даже оскаленные зубы, нависающие надо лбом не могли придать ему грозного вида.

– Я рад, что среди медведей есть мудрые люди, – сказал Ромар, – но сумеешь ли ты на таком расстоянии успокаивать своего вождя?

– Я достану его за три полета стрелы, – ответил юноша.

Некоторое время колдуны молчали, пристально разглядывая друг друга, потом молодой спросил:

– Мне интересно знать, зачем вы отрубаете вашим колдунам руки? Я много гадал об этом, но ответа не получил. Ведь безрукий колдун не становится ни сильнее, ни мудрей. Но все-таки, вы это делаете. Не первый раз наши роды жгут двойной огонь на лесных полянах, но каждый раз среди людей зубра сидит безрукий волшебник. Еще наши прадеды удивлялись этому.

– Я понимаю тебя, – важно сказал Ромар, – но и ты пойми меня и не сердись, не услышав ответа. Я ведь не спрашиваю, зачем у тебя шрам на лбу.

И мне неведомо, правда ли, что его вырезают когтем живого медведя, чтобы шаман мог черпать силу не только у предков, но и у всего медвежьего племени.

– Откуда ты это знаешь? – вскричал медвежий маг, вскочив на ноги. – Это великая тайна!

– Я этого не знаю, – пряча улыбку произнес Ромар, – и ни о чем не спрашиваю. Не спрашивай и ты.

Четверть часа прошло в молчании, колдуны каждый на свой манер прислушивались к тому, что творится у костра. Потом Ромар произнес вполголоса:

– Кажется, они договорились.

– Войны не будет, – согласился молодой колдун. – Жаль, что не будет и дружбы. Храбрый Пурх напрасно хвалился нашей силой, сейчас не такое время, чтобы люди враждовали между собой. У вас засуха, а здесь все лето не утихали дожди. Большеглазые вампиры выползли из своих дебрей и снова кружат возле селений. Близятся большие беды, с которыми не совладать в одиночку.

– Ничего, – ответил Ромар. – Времена меняются.

Охотники у двойного огня поднялись на ноги. Кто-то махнул колдунам, чтобы они приблизились.

– Пусть слышат и колдуны, – важно произнес Пурх. – Мы даем вам на сборы срок две седмицы. Более того, взамен сгоревших мы подарим вам шкуры лесных зверей, чтобы вы могли прикрыть наготу. Но потом вы уйдете с наших земель и будете появляться здесь только с товарами и на краткое время. Все слышали мой приговор?

– Да, вождь, – ответил молодой колдун.

Парни отгребали угли костров каждый в свою сторону и по отдельности затаптывали их.

– Что сказал этому упрямцу его шаман? – спросил Стакн, когда они подходили к незаконченной городьбе.

– Он сказал сущую истину, – улыбнулся Ромар. – «Как медведь на охотника попер, тут ему и на рогатине сидеть».

* * *

Откочевав в сторону от негостеприимных медведей, люди зубра остановились в светлых сосновых борах, вольно взбегающих на пологие холмы.

Места были красивые, но малокормные, а вернее, родичи просто не умели здесь промышлять. Загонная охота в лесу если и возможна, то совсем не такая, как на просторе. Ловчие ямы сторожкий лесной зверь обходил; тоже, видно, что-то не умели пришлые добытчики. Рыба в ручьях и речках, обидно стекающих на север, водилась самая ничтожная, и матери, разваривая натасканных детишками вьюнов и плотвичек, вздыхали о погибших припасах, о сомовине, судаке и стерляди. Грибы осенью так толком и не пошли, хлебный запас остался в кинутом селении. Сейчас еще люди как-то кормятся, а к весне – быть великому мору.

Потерпев неудачу в облавной охоте, мужчины начали ходить в лес поодиночке либо малыми группами, хотя и понимали, что этак только дичь распугают. А что делать? Новый опыт покупается детскими могилками.

Таши промышлял счастливее прочих. Выручал тонкий слух и сказывалась привычка – прошлым летом гуляли они с Ромаром в здешних местах целую неделю. Уники тогда с ними не было, на столь большой срок Лата дочь не отпускала. Что искал старик в лесу, Таши не знал. Почему-то думал, что ищут они то место, где закопаны Ромаровы руки. Ромар тогда ничего не сыскал и воротился к дому недовольный, а Таши со своим делом справился отлично: всю дорогу туда и обратно, и неделю в лесу кормил старика, промышляя силками и детским луком. Правда, в том году грибов была пропасть.

Сегодня Таши удалось подстрелить всего одну тетерку. Вспугнул птицу и сбил из лука влет. Не бог весть какая добыча, но сыты они с Уникой будут, и Ромару крылышко перепадет. В конце концов, не каждый же раз, как позавчера, косулю приносить. Косуля пошла в общий котел, и это правильно.

Если не делиться, род сгинет еще надежнее. А так – сегодня ты выручишь людей, завтра тебе помогут. Был уже случай – Таши пустым вернулся, а дома ужин ждет. Братья Курош и Машок свиней подстерегли. Завалили крупного, тоголетошнего подсвинка, а потом приняли в копья ринувшегося на обидчиков вепря. Красиво сработали, хоть и не охотники, а пахари – сыновья покойного Свиола. Мясо было между всеми поделено, а то бы сидеть Унике голодной.

Ну а когда мелочовка охотнику достается, тут уж кушай сам. Рябчика на всю ораву не поделишь.

У самого становища Таши углядел Тейко. Тот явно поджидал его. Таши прошел мимо, не покосив даже взглядом. Ему с Тейко говорить не о чем.

– Погоди… – произнес Тейко, гулко сглотнув, словно проглотил несказанное ругательство.

Таши остановился, по-прежнему глядя в сторону.

– Ты не забыл, что у нас спор остался незаконченным? – спросил Тейко, тоже рассматривая ближние кусты.

– Не угомонился? – вопросом на вопрос ответил Таши. – Пора бы уже.

– Не дождешься… – процедил Тейко. – Ну так что?

– Что-то не пойму я тебя, парень, – с неожиданной улыбкой проговорил Таши, – или ты думаешь, что как морду мне начистишь, так тебя женщины любить начнут?

Ехидный вопрос содержал двойное оскорбление. Не так давно, еще и недели с тех пор не прошло, как Тейко самым дурацким образом выставил себя на посмешище. Хотел ли он доказать что-то себе самому, или уязвить Таши, или еще что, но в одну из вдовьих ночей он, хотя сам еще не был женат, принарядился и отправился в гости к Калинке. А ведь мог бы сообразить, что не следует лезть к женщине сразу после гибели любимого, когда еще и слезы не высохли. Во всяком случае, от молодой вдовы он вылетел с треском, словно утка из тростника. Таши, привычно отбывавший вдовью ночь в дозоре, все видал и сейчас не удержался, чтобы не подколоть недруга.

Второе оскорбление было изощренней, не так бросалось в глаза и оттого било особенно хлестко. Вроде обижаться не на что – обычное слово: «парень» – даже уважительное… Но только не в устах Таши. Ведь так обращаются старшие, семейные охотники к своим еще неженатым товарищам.