Шторм на Крите - Сергей и Дина Волсини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно волнуюсь! А если у нее приступ? И ей надо срочно в больницу? Если что-то серьезное? Может, ее вообще в Москву надо везти, срочно, прямо сейчас? Кто все это организует? На бабулю рассчитывать нельзя, она не справится!
Антон Ильич смотрел на нее с недоверием. Юля догадалась, что он хотел сказать.
– Что? Ты считаешь, этого не может быть? Думаешь, я все преувеличиваю?
– Все может быть.
– Ну вот видишь!
– Позвони и поговори с ней сама.
– Да я хотела! Но бабуля говорит, она заснула только под утро. Не хочу ее будить.
– Давай позвоним врачу.
– Врачу?
– Да. Ты ее дочь, пусть он все тебе расскажет. Кстати, что он сказал?
– Да что сказал? Сделал укол и уехал. Сказал лежать. Кто его знает, что это за врач? А вдруг он не понял, что с ней? Вдруг ошибся?
Снова поймав недоверчивый взгляд Антона Ильича, Юля посмотрела на него внимательно, зеленые глаза ее сузились и потемнели, и она спросила:
– Скажи честно, ты что, думаешь, что она притворяется?
Что она специально все это придумала, чтобы не дать мне уехать с тобой?
Именно так Антон Ильич и думал. Он ничего не сказал, но Юля поняла это по его глазам. Взгляд у нее потух, плечи опустились. Желая как-то смягчить прямоту этих слов, Антон Ильич произнес:
– Я думаю, все не так страшно, как тебе кажется.
– Откуда ты знаешь?
И посмотрев в его лицо, с грустью произнесла:
– Хотя, конечно. Почему ты должен думать о ней по-другому?
Она всплеснула руками и отвернулась, глядя в окно. Повисла пауза. Юля лихорадочно пыталась что-то придумать и не находила выхода, это видно было по ее нахмуренному лбу. Она снова посмотрела на Антона Ильича:
– И что? Ты предлагаешь мне ехать сегодня в Париж? В таком состоянии?
Антон Ильич молчал и допивал свой кофе.
– Ты понимаешь, в каком состоянии я там буду? Когда я буду знать, что она там лежит, больная? С бабулей, которой самой помощь нужна? Что это будет за поездка?
Антон Ильич ничего не отвечал.
– Я же ночью глаз не сомкну! Я ни есть, ни спать не буду. Я себя знаю. Ехать в Париж и каждую секунду думать о том, как она! И о том, что я бросила ее в таком состоянии! Ты этого хочешь?
Она с вызовом посмотрела на Антона Ильича:
– Антон! Ну что ты молчишь?
Он поставил на блюдце пустую чашку и тяжело вздохнул:
– Я не могу запретить тебе ехать. Если хочешь ехать, поезжай.
– Но я же вижу, что тебе это не нравится!
– Не нравится.
– Почему?
– Потому что… – он запнулся, – потому что это добром не кончится.
Юля вопросительно на него посмотрела, но Антон Ильич больше ничего не сказал.
– Давай поменяем билеты? – предложила она. – И улетим завтра. Можем мы их поменять?
Он покачал головой.
– Если только покупать все заново.
– Нам уже ничего не вернут?
– Нет. Да и билетов уже, я думаю, не будет.
Она задумалась. Вдруг ее снова осенило, и она воскликнула:
– О, придумала!
Антон Ильич посмотрел на нее без энтузиазма.
– Давай сделаем так: я сейчас быстро соберу все вещи, поеду к маме, все там выясню, найду хорошего врача, если надо. И оттуда поеду прямо в аэропорт, чтобы не тратить время и не заезжать сюда. Встретимся с тобой в аэропорту. Во сколько мне надо быть в аэропорту?
Антону Ильичу совсем не нравилась эта идея. Но Юля ухватилась за нее как за спасательный круг.
– Антон, ну во сколько? Скажи скорей. Я забыла, во сколько наш рейс?
– Вылет в шестнадцать сорок.
– Почти в пять! – обрадовалась она. – Значит, мне надо быть в аэропорту…
Она посмотрела на часики на руке, подсчитывая время.
– Тебе надо быть там в два сорок. Ну, в три. В крайнем случае, в половине четвертого.
– Ну вот! Отлично! Я приеду туда к трем, – воскликнула она. – У меня уйма времени!
Не успел он ничего ответить, как она поднялась со стула:
– Ты заканчивай тут, а я пошла вещи собирать.
Чмокнула его в макушку и побежала.
Медленно, тяжелым шагом Антон Ильич поднялся в номер вслед за ней. Она все-таки уезжает, с грустью думал он. А он-то надеялся уговорить ее остаться. Как же так получается? Почему нельзя было просто собраться и поехать вместе, как они и планировали? Почему он должен расстаться с Юлей, а потом снова встретиться? И снова мучительно ждать, снова сомневаться, снова быть без нее. Откуда столько недоразумений, столько трудностей? Ведь он все предусмотрел. Он так старался сделать их первое с Юлей путешествие романтичным, незабываемым, так хотел, чтобы ей понравилось! А теперь все идет наперекосяк. Юля уезжает…
Сердце у него заныло, когда он, войдя в номер, увидел в гостиной чемодан, еще открытый, наполненный ее вещами. Вот и платье, которое было на ней вчера…
– Я возьму эти коврики? – спросила Юля, показывая на коврики в кораблями, из-за которых они чуть не поссорились в субботу.
– Возьми, конечно.
– Маме с бабулей подарю.
Она порхала по номеру и быстро складывала вещи, словно только и ждала разрешения уехать. Ее легкие беспечные движения болью отозвались в сердце Антона Ильича: он не мог не отметить, что она как будто и не была огорчена своим отъездом и этой внезапной переменой их планов. Ее утреннюю растерянность как рукой сняло, и на лице ее он не находил никаких следов переживаний.
Сам он встал в дверях, горестный и мрачный, и стоял так, не в силах пошевелиться. Невыносимо было смотреть на то, как из шкафов исчезала ее одежда, какой пустой и холодной стояла аккуратно заправленная кровать, и как последние следы присутствия Юли растворялись у него на глазах. Он заставил себя отвернуться. Вышел на балкон и стал смотреть на море, но не выдержал и нескольких минут и вернулся в комнату.
– Может, оставишь чемодан мне? – предложил он. – Зачем тебе тащить его туда-сюда? Я сам отвезу его в аэропорт.
– Нет, я лучше сама, – возразила Юля, пробегая мимо. – Мало ли, что может понабиться.
Вот уже и позвонили – такси ждало у входа. Они пошли вниз. Юля звонко шагала впереди, Антон Ильич плелся за ней как побитая собака и тащил за собой чемодан.
На пороге она его поцеловала.
– Ну все, я поехала, – торопливо проговорила она.
Антон Ильич прильнул к ней, порывисто, отчаянно, как в последний раз, уткнулся лицом в ее шею и закрыл глаза, как будто хотел навсегда запомнить мгновение, когда он держал ее в своих объятиях. Она взяла его лицо обеими руками, посмотрела в его скорбные безутешные глаза и ласково прошептала: