Несносный тип - Харитон Мамбурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собираюсь уходить, как мне в спину доносится ослино-упрямое бурчание лидера о том, что «это всё несправедливо». С трудом удерживая себя от излишнего насилия, разворачиваюсь, подхожу к нему, смотрю в лицо. Хоть и задрав голову.
— Парень, — говорю, — посмотри на меня. Мне более пятидесяти лет. Проживу еще сто, может быть, больше. Я только что отымел под три десятка гоблинш, выпив смертельное для человека количество алкоголя. Не красней, тебе такое не светит. Вообще никому не светит. Просто… забудь о справедливости. Ты можешь её добиться собственными руками, но не можешь её выпрашивать, как алкоголик бутылку. Не можешь требовать. Только добиться.
Ухожу. Не люблю подростков. Особенно хитрожопых. Ежу понятно, что они уже осуществляли вылазки. Из рационов, валяющихся на полу, выдраны отделы с печеньем и джемом. Избалованные засранцы. Удивительно еще, как они тут не перетрахались, хотя… что я видел? Может быть, здесь давно уже свита пара любовных гнездышек. В любом случае, учитывая всю ту муть, что творят Ахиол сотоварищи, здесь, под школой, настоящий рай безопасности.
Пусть и засранный.
За моей спиной гулко лязгали затворяемые на все замки двери бункера, а я лишь усмехался. Если дети не совсем уж плохи на голову, то поймут то, что не было произнесено вслух. Когда третье или четвертое, а может, даже и второе лицо в городе вламывается к ним едва ли не с ноги, дыша перегаром, а затем учиняет произвол и насилие, это даже не говорит, а кричит о том, что дела — плохи. Очень плохи, паршивей некуда. Но понять это сразу не выйдет. Тут нужно сесть кружком, побухтеть, повозмущаться…
Что у нас осталось в городе, навскидку? Ахиол, мисс Дийюн, мастер Херн. Еще с сотню живых наберется. Всё. Желтоглазые? Списываю всех, однозначно. Может быть, где-то еще шевелятся один-два, имевшие увлечения или хобби, как Теодор Рейхгарден, светлая ему память. И что? И всё. Кроме них — основательно поуменьшившие своё количество… Основатели. Собирающиеся, кстати, в ближайшие часы вынести Эйвибсов, одно из своих семейств, с которыми я так близко и не познакомился.
Друидов. Не знаю, насколько опасны эти Эйвибсы и зачем им может быть нужна мошонка Должника, но именно от друидов зависят урожаи ферм Незервилля, породы растений, может быть, даже скота. Интересно, а как дальше без них? Те же самые Тиррайны были поставщиком финансов, можно сказать… город, кроме как поборов от Союза Равных, имел средства заказывать нужное только за счет продажи зародышей ихорников на другие континенты.
В общем, детишкам лучше не вылезать. Всё валится к чёртовой матери, поезд идёт под уклон, а я надеюсь лишь на то, чтобы успеть удрать. Ну и, разумеется, что Энно моих не тронет.
Идёт дождь. Не видно ни зги, но мне в этой темноте, влаге и прохладе, сразу становится легче. Всё-таки оргии просто так не проходят, а гоблинши не жалели какой-то лютой химии, чтобы меня… нас… на всех хватило. Они вообще себя вели, как будто живут в последний день. С другой стороны, задуманный ат-Мансипахом ритуал по изменению формы тумана над городом, действительно был чем-то запредельно сложным и слегка рискованным…
Может, мы могли и взлететь на воздух.
Возвращаюсь в дом Мадре, спать дальше. Идею зайти в «Теплый приют» испуганно отбрасываю — там всё может еще продолжаться. Чувствую, завтра будет особенный день…
Проснуться от попытки изнасилования — далеко не худшее, что может случиться в жизни. Ведь, если уж говорить по существу, я вполне себе озабоченный мужчина, тело молодое, так не всё ли равно, что на уме той, кто пришёл ко мне делать секс? В таком случае, наверное, даже мисс Ларисс Дийюн не ушла бы обиженной просто потому, что 50 лет — это 50 лет, а доставка прямо в постель — это, всё-таки, доставка. Разумеется, мои выводы никоим образом не касались разнообразных перверсий и отклонений, которые были даже в этом мире. Пусть и в гораздо меньшем количестве, чем на Земле.
Куда хуже было то, что изнасиловать пытались меня как раз в противоестественной манере, от чего с кровати в подвале дома Мадре я слетел быстрее, чем смазанная солидолом молния. А затем, увидев, что именно покушалось на мою задницу, лишь сдавленно охнул, хватая свою сбрую с оружием, а после стремительно удирая из здания в одном белье.
Едва успел.
Хайкорт скрипел и шатался. Весь. Стоны дерева, хлопки лопающихся камней, грохот обваливающихся зданий, всё это было едва слышно на фоне угрожающего гула и щелканья, исходящего от ратуши. Плитка, покрывающая всё в этом городе, тряслась, живя, казалось, своей жизнью. Фонари раскачивались и мигали. Фиолетовые молнии потрескивали в тумане над моей головой, пока я, в одних портках, бешено застегивающий поверх нательного белья кобуры и ножны, вертелся на одном месте, пытаясь обозреть сразу всё.
Растения.
Именно расколовший кровать пополам кончик чего-то, похожего на корень, попытался проникнуть мне туда, где не светит солнце. Слегка очухавшись от треска кровати, я и успел среагировать на почти случившееся вторжение. Теперь же, на моих словах буквально расцветало доказательство того, что промедли хотя бы пару секунд…
Корни росли чудовищно быстро. Они пробивали крыши, выползали из окон, сплетались и расплетались, устремляясь всё выше и выше. На моих глазах Незервилль буквально прорастал устремляющимися вверх тысячами корней!
Крупных было мало. Большая часть растительных монстров свивалась между собой, порождая целые колонны, стремящиеся дотянуться до тумана. Получалось далеко не у всех и тогда, повинуясь какому-то странному алгоритму, они расплетались, падая на дома и улицы, замедляясь и застывая. Дотянувшиеся же «счастливчики» вызывали завихрения Пятна, от чего вокруг них взрывообразно повышалась активность — собратья корни наползали один на другой по «шипам» вверх, превращая тонкие длинные стебли в самые настоящие колонны из свивающихся вместе корней.
С фиолетовыми молниями, треском и грохотом, всё это было похоже на апокалипсис сильнее, чем он сам.
Прекратив щелкать клювом, я метнулся во двор постепенно обрастающего дома, туда, где с гортанным гневным мявом шкрасс защищал свою оральную и анальную девственность от растительных извращенцев. Эти стебли-корни пилились старрхом отвратительно плохо, но мне нужно было подрезать лишь несколько неудобно сплётшихся над котом корней, чтобы тот на рывке порвал все остальные. Не став тратить время на возню с огромным и неудобным седлом, я вскочил на манула, объединяя нас в стремлении удрать отсюда к таким-то собачьим пенисам.
Надо признать, сделали мы это вовремя. Я понятия не имел, какие процессы шли внутри колоссальной ратуши-храма Ахиола, но их результатом стал взрыв, с которым почти всю крышу этого огромного здания снесло ко всем чертям. На месте упомянутой крыши, разлетевшейся на нехилые обломки, что стали методично бомбардировать изнасилованный город, я с оторопью увидел целые шевелящийся лес, жадно тянущийся к туману. Ему, этому сборищу древесных изгибающихся свёрл, хватило десятка секунд, чтобы впиться своими остриями в туман.