Каждый за себя - Александра Маринина

- Денис давал кому-то почитать, и ему не вернули, а онне может вспомнить, кому отдал. Мне хочется, чтобы книга у меня была, ячастенько ее перечитываю.

- Почему?

Мне стало интересно. Сама я Переса-Реверте не читала, хотя,конечно, слышала о том, что он пишет изысканные интеллектуальные детективы. Чтоже такое есть в его книге, что заставляет старого чекиста возвращаться к нейснова и снова? Шпионские страсти? Тайны работы контрразведки?

- Почему? - повторил вслед за мной Николай Григорьевич.- А вы сами не читали?

- Нет.

- Тогда послушайте. "Баррикады опустели, герои,некогда связанные солидарностью, превратились в одиночек, хватающихся за все,что попадается под руку, лишь бы уцелеть. Вы никогда не чувствовали себяпешкой, забытой на шахматной доске, в каком-нибудь углу? Она слышит за спинойзатихающий шум сражения, старается высоко держать голову, а сама задает себевопрос: остался ли еще король, которому она могла бы продолжать служить?"

У меня перехватило горло, на глазах выступили слезы итихонько покатились по щекам. Хорошо, что Николай Григорьевич продолжал идтивперед и на меня не смотрел. Сколько боли и горечи было в его голосе! И сколькоэтой самой боли и горечи было в словах, которые он цитировал на память! Пешка,забытая в углу шахматной доски, - потрясающий образ. Она старается высокодержать голову, не показывать, как ей страшно, как она растеряна в своемнепонимании, но у нее есть чувство долга и обязанности солдата, и она готовавыполнять их до конца, даже ценой жертвы, ценой собственной жизни.

И она не подозревает, что ни ее жертва, ни ее жизнь уженикому не нужны, потому что короли договорились, все поделили и давно попиваюттерпкое вино, закусывая фруктами и ведя дружескую деловую беседу. Битваокончена, но короли об этом знают, а пешки - нет, пешки продолжают сражаться,истекая кровью, потому что о них все забыли.

Чем ярче прорисовывалась в моем воображении картинка,обрастая деталями, тем сильнее текли слезы, тем больше сжималось сердце и темхуже я видела тротуар у себя под ногами. Инстинктивно я ухватила НиколаяГригорьевича под руку, чтобы не споткнуться.

- Вы все поняли, - негромко проговорил он, по-прежнемуне поворачиваясь ко мне. - Поэтому вы и плачете. Теперь вы понимаете, почему ялюблю этого писателя и перечитываю его книги?

- Понимаю, - выговорила я, стараясь, чтобы голос недрожал.

- Перес-Реверте, видно, очень много думал о судьбахлюдей, по тем или иным причинам выкинутых из жизни, - продолжал Старый Хозяин.- По старости ли, или в связи со сменой власти, или идеологии, или моды, но ониоказываются выкинутыми, исключенными, забытыми. Ненужными. Вот послушайте еще,Ника. Это уже из другой книги, из "Учителя фехтования": "Самоепрекрасное таится именно в том, что остальные считают устаревшим… Не кажется ливам, что сохранить верность свергнутому монарху достойнее, чем присягнутьвзошедшему на трон?" Перес-Реверте пишет об Испании, но на самом делеоказывается, что он пишет о нас. О нашем поколении в эпоху перемен. Ну, вы ужене плачете?

- Нет. Все в порядке.

Я осторожно выдернула руку из-под его локтя. В моемпонимании Главного Объекта произошли уточняющие перемены. Дело не только в том,что он не принял новую жизнь со всеми ее проявлениями, но и в том, что этажизнь не приняла его самого, отвергла, забыла, задвинула в дальний уголшахматной доски и бросила там на произвол судьбы. Он-то готов был жизньположить на алтарь служения Родине, да только Родине его жизнь и не нужнавовсе, кому нужен старый хлам, далекий от современных требований мобильности икомпьютерной грамотности, при этом еще и нагруженный устаревшей идеологией?

Я так погрузилась в мысли о Николае Григорьевиче каколицетворении всех пешек, забытых на шахматных досках, что даже некоторое времяне думала о шантажисте и о звонке Никотину. К счастью, сегодня Старый Хозяин несобирался гулять, как обычно, три часа, он ограничился всего лишь походом в книжныймагазин. Вернувшись домой, он попросил сделать ему чай и гренки с сыром, потомМадам затеялась наводить красоту и велела мне приготовить ей для компрессаотвар ромашки и череды, потом Кассандру вырвало прямо на бежевый ковер, ипришлось замывать и зачищать рыжевато-коричневое пятно. Наконец все разошлись:Николай Григорьевич - в свою комнату с книгой, Наталья - в спальню скомпрессами. Можно было позвонить.

- Есть новости, - спокойно, даже как-то равнодушносообщил Назар Захарович.

- Хорошие? - спросила я с замиранием сердца.

- Неплохие. Очень даже неплохие. Не хочешь сегодняполечиться, капельницу поставить?

- Хочу. Когда и где?

- Боюсь показаться банальным, но пока еще довольнохолодно, чтобы гулять с женщиной по улицам, а тем более с такой красавицей, какты, - задребезжал он своим неповторимым смешком. - Ты не возражаешь пообедатьсо мной? Я приглашаю, - тут же добавил он, вспомнив, очевидно, мои финансовыерезоны для отказа.

- Хорошо. Только где-нибудь, где попроще, ладно? -попросила я.

- Бережешь мой карман? - усмехнулся Никотин.

- Нет, боюсь, что не смогу соответствовать в смыслевнешнего вида, - отпарировала я. - Одета я бедновато.

Он велел мне через час приехать на "КрасныеВорота". Наталья, выслушав сквозь три слоя марлевых салфеток, смоченных вгорячем отваре, мою просьбу отпустить меня для прохождения медицинскихпроцедур, вяло махнула рукой, что означало милостивое согласие. На всякийслучай я сделала полную перестановку в холодильнике, составив все диетпитаниена одну полку и снабдив каждую емкость приклеивающейся бумажкой с четкойнадписью: что это такое, из чего приготовлено и кому предназначено. И пустьтолько попробуют перепутать, уроды!

Трясясь в вагоне метро, я глянула на себя в темное стекло ивнезапно подумала: "Кадырова, тебе не кажется, что ты едешь насвидание?" Мысль показалась мне дурацкой, и, как всякая дурацкая мысль,она потянула за собой следующую, еще более нелепую. А что, если очароватьстарого Никотина, женить его на себе, получить московскую прописку, крышу надголовой, сменить паспорт и уйти работать врачом? И покончить со всеми этимипьяными Гомерами, изменяющими мужу Натальями, высокомерными Аленами,бестактными Денисами и требующими постоянного присмотра Главными Объектами?Покончить со всей этой тягомотиной, с ролью жалкой бесправной приживалки, сподъемами в половине шестого утра независимо от дня недели, потому что НиколайГригорьевич в любой день встает в шесть, и к этому времени я должна быть умыта,одета и готова принести ему утренний чай с булочками. Покончить с экономией навсем, вплоть до колготок, которые я, как в старые добрые времена, снова ношузашитыми, а не выбрасываю. Конечно, я не буду при Никотине купаться в роскоши,об этом и речи нет, но мне не нужны его деньги, мне нужен официальный статус инормальные документы, с которыми можно жить и работать в Москве. А на еду ишпильки я себе как-нибудь заработаю. И плюнуть на шантажиста, пусть себедостает Наталью, пусть присылает свои фотографии Гомеру, Денису, Алене или дажеНиколаю Григорьевичу, пусть будет скандал, пусть Николай Григорьевич…, ну ипусть, мне больше не нужна будет эта работа.