Опыты сознания - Георг Гегель

Тем самым отпадает то бытие, которое было бы в себе и для себя и должно было бы составлять одну, и при том всеобщую, сторону некоторого закона. Индивидуальность есть то, что есть ее (ihre) мир как мир, ей принадлежащий (ihrige); она сама есть круг своего действования, в котором она проявилась как действительность и есть просто лишь единство имеющегося налицо и созданного бытия – единство, стороны которого не распадаются, как в представлении психологического закона, на мир, имеющийся налицо в себе, и на сущую для себя индивидуальность; или: если каждая сторона так и рассматривается сама по себе, то налицо нет необходимости и закона их отношения друг к другу.

Психологическое наблюдение не находит закона отношения самосознания к действительности или к миру, противополагающемуся ему, и в силу равнодушия обоих друг к другу оно отброшено назад к специфической определенности реальной индивидуальности, которая есть в себе самой и для себя самой или содержит уничтоженной в своем абсолютном опосредствовании противоположность для-себя-бытия и в-себе-бытия. Она теперь стала предметом наблюдения, иначе говоря, наблюдение переходит к ней.

Индивид есть в себе самом и для себя самого: он есть для себя, или он есть свободное действование; но он есть также в себе, или: он сам обладает некоторым первоначальным определенным бытием – определенностью, которая согласно понятию есть то же, что психология хотела найти вне его. Таким образом, в нем самом противоположность выступает как двойная противоположность: движение сознания и прочное бытие некоторой являющейся действительности – такой действительности, которая есть непосредственно в нем его действительность. Это бытие, тело определенной индивидуальности, есть первоначальность ее, не результат ее действования (ihr Nichtgetanhaben). Но так как индивид в то же время есть только то, что получается в результате его действования, то его тело есть им же созданное выражение его самого и вместе с тем некоторый знак, который не остался непосредственной сутью дела, но в котором индивид дает только знать, что он есть в том смысле, что он осуществляет свою первоначальную природу в произведении.

Если мы сопоставим наличествующие здесь моменты с предшествующим рассмотрением, то увидим, что мы имеем здесь некоторую общечеловеческую форму или, по крайней мере, общую форму для некоторого климата, части света, народа, как в предыдущем – одни и те же общие нравы и образованность. Сюда привходят особенные обстоятельства и положение внутри всеобщей действительности; здесь эта особенная действительность существует как особое формирование индивида. – С другой стороны, подобно тому как раньше свободное действование индивида и действительность как его действительность противополагались наличной действительности, так здесь существует облик как выражение его претворения в действительность, установленного им самим, черты и формы его самодеятельной сущности. Но как всеобщая, так и особенная действительность, которую наблюдение прежде заставало вне индивида, есть здесь действительность индивида, его прирожденное тело, и к нему-то и относится выражение, которое принадлежит его действованию. В психологическом рассмотрении сущая в себе и для себя действительность и определенная индивидуальность должны были соотноситься друг с другом; здесь же определенная индивидуальность в целом составляет предмет наблюдения; и каждая сторона ее противоположности сама есть это целое. К внешнему целому относится, стало быть, не только первоначальное бытие, прирожденное тело, но точно так же формация его, относящаяся к деятельности внутреннего; тело есть единство необразованного бытия и образованного бытия и действительность индивида, проникнутая для-себя-бытием. Это целое, которое объемлет в себе определенные первоначальные устойчивые части и черты, возникающие единственно благодаря действованию, есть, и это бытие есть выражение внутреннего, выражение индивида, установленного как сознание и движение. – Это внутреннее точно так же уже не есть формальная, бессодержательная или неопределенная самодеятельность, содержание и определенность которой находились бы, как прежде, во внешних обстоятельствах, а оно есть определенный в себе первоначальный характер, форма которого есть только деятельность. Здесь, следовательно, рассматривается отношение между этими обеими сторонами: как определить это отношение и что следует понимать под этим выражением внутреннего во внешнем.

Прежде всего это внешнее делает внутреннее видимым или вообще бытием для другого не в качестве органа, ибо внутреннее, поскольку оно есть в органе, есть сама деятельность. Уста, которые говорят, рука, которая работает, и, если угодно, то и ноги суть претворяющие в действительность и осуществляющие органы, которым присуще действование как действование, или внутреннее как таковое; внешнее же проявление, которое внутреннее приобретает благодаря им, есть действие как некоторая отделенная от индивида действительность. Речь и работа суть внешние проявления, в которых индивид в себе самом более не сохраняет себя и не обладает собой, а дает возможность внутреннему полностью выйти наружу и предоставляет его другому. Поэтому можно с таким же правом утверждать то, что эти внешние проявления выражают внутреннее слишком много, и то, что они выражают его слишком мало; слишком много – так как само внутреннее в них появляется наружу, то между ними и внутренним не остается противоположности; они дают не только выражение внутреннего, но и его само непосредственно; слишком мало — так как внутреннее в речи и в поступках делается чем-то другим, то оно тем самым отдает себя стихии превращения, которая извращает произнесенное слово и совершённое действие и делает из них нечто иное, нежели то, что они суть в себе и для себя как поступки «этого» определенного индивида. Результаты поступков благодаря этому внешнему проявлению не только теряют под воздействием других характер чего-то неизменного по отношению к другим индивидуальностям, но так как эти результаты относятся к внутреннему, которое они содержат, как обособленное равнодушное внешнее, то они как внутреннее могут благодаря самому индивиду быть чем-то иным, нежели то, чем они кажутся: или индивид намеренно делает их для обнаружения чем-то иным, нежели то, что они поистине суть, или он недостаточно искусен для того, чтобы придать себе ту внешность, какую он собственно хотел придать себе, и настолько укрепить ее, чтобы результат его действия для него не мог быть извращен другими. Следовательно, действование как выполненное произведение имеет двойное противоположное значение – или оно есть внутренняя индивидуальность, а не ее выражение, или, будучи внешним, оно есть свободная от внутреннего действительность, которая есть нечто совершенно другое, чем внутреннее. – В силу этой двусмысленности мы должны присмотреться к внутреннему, как оно еще, но видимо или внешне, есть в самом индивиде. Но в органе оно есть лишь в качестве самого непосредственного действования, достигающего своего внешнего проявления в действии, которое или представляет внутреннее или же не представляет. Таким образом, если мы будем рассматривать орган со стороны этой противоположности, он не дает искомого выражения.