Пока ненависть не разлучила нас - Тьерри Коэн

— Я думаю, настало время сказать вам одну очень важную вещь. — Бабушка заговорила торжественным тоном.

Важную? Семейную тайну? Что же нам откроется?

— Вашего отца похоронят во Франции временно. Как только бумаги будут готовы, его тело будет отправлено в Израиль, в Иерусалим.

Известие встречено хором восклицаний. Все потрясены.

— Как в Израиль? Почему?

— Не может быть! Кто будет молиться у него на могиле? Все его дети живут здесь!

— Кто это решил? Папа никогда не говорил, что хочет, чтобы его там похоронили!

— В Марокко я бы еще понял! Но в Израиле? Он и ездил туда всего два раза.

Бабушка терпеливо ждала, не мешая каждому выплеснуть свои чувства, кивала, давая понять, что всех понимает.

— Я все это знаю. Но такова была воля вашего отца. Пять лет назад, когда у него был тяжелый грипп, он заставил меня дать обещание: если он умрет, то будет похоронен в Израиле. Он выздоровел и купил себе место на кладбище в Иерусалиме, но попросил никому об этом не говорить. Он не любил говорить о болезнях и смерти.

Каждый по-своему отнесся к бабушкиным словам.

— Это было пять лет назад. Может быть, с тех пор он переменил решение?

— Нет, он повторил мне это перед смертью.

Бабушка расплакалась: так это было близко, так больно.

Она собиралась еще что-то сказать, но слезы текли и мешали словам.

Мы смотрели на бабушку, не сводя глаз. Последние минуты дедушки вспыхнули вдруг светом в потемках.

— Он дочитал Shema и посмотрел на меня. Он старался что-то выговорить. Я не понимала, чего он хочет, а потом наклонилась низко-низко и разобрала. Он говорил: «Ершалаим, Ершалаим».

Женщины заплакали. Мужчины опустили головы.

— Почему Иерусалим?

А я понял.

Тело жило за пределами родины. Душа с ней.

Торговый центр Пар-Дьё. Здесь тусуется молодежь, когда дурная погода не дает возможности гулять по центру города. Магазинчики со шмотками, симпатичные девчонки, возможность случайно повстречать друзей — в общем, недурное местечко, где можно проторчать длинный каникулярный день. Мы договорились с Софи, что встретимся там.

— Думаешь, она придет с подругами? — поинтересовался Фаруз.

— Откуда я знаю!

— А ты ее не спросил?

— А об этом спрашивают? Как ты себе это представляешь? «Послушай, милая, нет ли у тебя таких же хорошеньких подружек, а то у моих приятелей закипело?»

— Хорошеньких не обязательно, — проговорил Лагдар.

Мы все рассмеялись.

И тут вдруг перед нами появился полицейский патруль.

Троица полицейских шла не спеша, поглядывая на народ с непередаваемым чувством превосходства, свойственным только стражам порядка.

— Вот зараза! Фараоны! — шепнул Фаруз.

— И что? Мы же ничего не делаем, — ответил ему Лагдар.

Глуповато ответил, и сам это понял. Не надо совершать преступлений, чтобы тебя стали проверять. Достаточно быть арабом. Мы к этому привыкли, но сейчас в Пар-Дьё при всем честном народе, когда день обещал быть таким хорошим, хотелось избежать унизительной процедуры. Лично мне. Жуть до чего не хотелось, чтобы Софи увидела меня в ситуации, так сказать, «цветущего арабизма».

Мускулистый коротышка в форме шагал первым, за ним брюнет, тощая каланча, и блондин с такой короткой стрижкой, что казался лысым.

Мы невольно напряглись, постарались сделать безразличные лица, смешаться с толпой. Но у этих парней, видно, был включен антиарабский радар, они сразу нас заметили и двинулись так, чтобы преградить нам путь.

— Так и чешут, суки, — обиженно заметил Фаруз. — Достали!

— Вот где у меня эти уроды!

— Да успокойся ты, все путем!

— Ваши документы!

Я сунул руку в карман и вытащил свой «сезам откройся». Фаруз подал бумажку за мной следом — мы привыкли мгновенно отвечать на такую просьбу. А Лагдар продолжал шарить по карманам.

— Ну и где? — рявкнул блондин.

— Не пойму, куда задевал. Но я его взял с собой, это точно!

Я не сомневался, что так оно и было. Араб не ходит без удостоверения личности. Никто из моих друзей-немусульман не носит с собой удостоверений, а мы автоматически кладем их в карман.

Брюнет презрительно смотрел на нас.

— Шевелись живей, черножопик! Кроме вас есть чем заняться.

По его брезгливой мине было ясно, что он приготовил что-то обидное, но я надеялся, что обилие народа вокруг его удержит. Ничего подобного. Однако, заботясь о своем достоинстве, он говорил тихо, прошипел все сквозь зубы, не шевеля губами. Как чревовещатель. Гнев во мне вспыхнул мгновенно. Я стиснул зубы. И как всегда сдержался. Не хотел затевать скандал. Полицейские, они всегда правы. А у меня встреча с Софи.

— А ты чего это, а? — уже мне бросил этот гад, страшно довольный, что задел меня, а еще больше, что я спокойненько все проглотил.

Я промолчал, но уставился ему в глаза, не отрываясь. Он сделал шаг и наклонился мне к уху.

— Не понравился «черножопик»? А чем плохое слово? Можно сказать, ласкательное, — прошипел он.

И все трое стали лыбиться.

Редко, когда среди городских «ковбоев» не попадается расист-провокатор. Но бывает, что в команде работает и доброжелательный парень — такие обычно гасят конфликты. Мы сейчас столкнулись с тремя подонками, которые были в восторге от своей безнаказанности. Я постарался себя утешить, представив себе ту поганую жизнь, которая сделала их тупыми животными.

— Что вы тут делаете?

— Пришли в футбол поиграть, — с вызывающим видом бросил Фаруз.

— Просто гуляем, — поспешил сказать Лагдар, наконец отыскавший удостоверение. Ему хотелось как можно скорее покончить с неприятной процедурой.

— А может, собрались в магазинах похулиганить?

— И в мыслях не имели. Но раз вы говорите, — снова заершился Фаруз.

Блондин угрожающе к нему наклонился.

— Хочешь в клоуна со мной поиграть?

— Нет. Вы все равно выиграете!

Я почувствовал: дело добром не кончится. И какая муха, черт побери, укусила Фаруза? Он что, в первый раз встречается с такими гадами? Сейчас он нас всех утопит в дерьме. А Софи должна вот-вот подойти!..

— А почему вы нас проверяете? — задал вопрос Лагдар. Его терпению тоже пришел конец.

— Делаем свое дело. Следим за безопасностью добропорядочных граждан, — насмешливо заявил коротышка, напирая на последние слова.