В тени Холокоста. Дневник Рении - Рения Шпигель

Да, это наверняка было начало, я его точно записала, а потом я от него отказалась, захотелось путешествовать одной, но потом подумала, что мы гуляли вместе. Вот что примерно получилось из этой путаницы мыслей:

Да, но это не всё. Утром я почувствовала такой порыв, захотелось написать стихотворение, состоящее из чистых нелепостей.

Закончила, и мне хорошо! Сегодня З. разгадал меня, как разгадывают загадки. Это правда, что я убегаю из этого мира только потому, что у меня неправильное умонастроение. Он сказал, что это не нормальный романтизм, а скорее что-то вроде символизма. Это бегство из гнетущей реальности жизни, от которой я не умею получать удовольствие, которую я не люблю. Его пугало то, что это ненормально и что я могу его утянуть за собой. Да, он прав, на 100 процентов прав (как всегда), потому что я этого хотела. Но сейчас я вижу, что не имею права, что не должна этого делать! Я не могу похитить человека, который страстно любит жизнь, который знает, как ей завладеть, и позволяет ей завладевать собой, просто потому, что мне здесь плохо. Нет, мне не плохо, мне нехорошо. Да, он должен оставаться здесь, играть, веселиться и… ничего. А я? Я буду пытаться полюбить жизнь с «земной» весной и людьми. Влюбиться в жизнь – моя новая задача. Приспособиться к ее требованиям, стать нормальным романтиком (если я должна) в большой степени. Другой вариант – то, о чем я столько раз думала: выбросить все эти мечты, никогда больше не писать стихи, никогда ничего не анализировать – и вместо этого стать нормальной «земной» 17-летней девушкой, которая учится танцевать, ходит на вечеринки, получает удовольствие от этого и всего прочего. Стать, как, знаешь… как Рена, но та, другая, которую я описала. Тогда не будет проблемы развития комплекса, я даже не буду знать о существовании такого, и я спрошу: «Что это?» Я знаю, будет хорошо, но это означает умереть и вновь родиться. Возможно, я могу стать первой. Во всяком случае, я попытаюсь.

Как бы то ни было, я полна добрых намерений и сердечности. Я иду на контакт. Давай посмотрим, как меня воспринимает мир, нет, не мир – наш маленький мирок. Но должна признаться, что я это делаю только под влиянием Зигмунта и из-за него; иначе я бы никогда этого не сделала. Ага! На случай, если я захочу дезертировать (это возможно), только посмотри на меня, Зигу, как сегодня и… все будет хорошо. До скорой встречи.

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Скучала по Зигу, так сильно скучала. Всю ночь об этом думала, и день показался бесконечным. Весь день я ждала, когда его увижу. Разволновалась так, как давно со мной не бывало. И мне так не повезло! Он был со мной буквально минутку. Но я очень довольна, очень счастлива! Зигу, дорогой, ты был такой, такой милый и хороший. Я была очень тронута. Я ценю твое поведение. Мой дорогой, хороший, замечательный мальчик! Мне хотелось бы, чтобы ты всегда был таким. Это меня сделает счастливой. А чего я бы хотела больше всего в мире – это, чтобы ты был рядом со мной сейчас. Хочу быть с тобой, потому что без этого я не могу расслабиться, это мучение ожидания и тоски, но! Я просто в подробностях представляю себе, что мы вместе! Да!

Вы мне поможете, Булуш и Господь.

Сладкий день. Пришли посылки от мамы, и в них сладости, сладкое. Но… Не только поэтому день был сладким. Губы кое у кого были намного слаще. У кого? Можешь догадаться. Мне не хочется об этом писать, зачем? Словами я «это» испорчу. Чтобы «это» понять, его надо испытать. Можете мне завидовать, все, кто никогда не переживал весны, второй – с тонким ароматом апрельских полей, или такой горячей любви, хотя и земной, которая иногда дрожью бродит по коже. Ах. Вы мне поможете, Булуш и Господь!

Сегодня день рождения фюрера. И более того. Хочу вопить изо всех сил. Я все думаю над словами «водка холодная, а губы горячие!»[88]И… Нет, не могу об этом говорить, Зигуш прав, разве можно это выразить словами? Нет, нет слов, чтобы это описать.