Цена вопроса. Том 1 - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лица у ввалившихся в дом влюбленных были радостными и возбужденными, но едва они перешагнули порог, в обоих словно бы щелкнули выключатели: они стали серьезными, спокойными и собранными.
– За вами могут быть ноги? – деловитым тоном спросила Люша, стаскивая с себя малиново-розовую куртку и бирюзовый шарф.
– Могут, – удрученно кивнул Дзюба. – Хотя я надеялся, что их не будет. Просчитался, значит.
– Мы там одного срисовали, неподалеку от ворот, в кустах. Ну и на всякий случай решили подыграть, как будто мы ваши давние друзья.
– А в коробках что?
– Пиво. В пакетах – закусь к нему.
– Зачем? – строго и с нескрываемым неудовольствием проговорил капитан. – Вы что, собираетесь здесь пиво хлестать?
Дима, которому тяжелые коробки были явно не по силам, с трудом отдышался, поставив их на пол, и промямлил:
– Так еще когда уезжали… И не мы, а она сама. Заодно и проверили.
– Что проверили? – растерянно спросила Анна, переводя взгляд с Люши на Диму с таким ужасом, как будто перед ней крутилась граната с выдернутой чекой.
– Мы заметили его еще тогда, когда уезжали отсюда. Поэтому на всякий случай заехали в магазин и затоварились всем тем, что обычно покупают на встречу старых друзей. В магазине мы его не видели, но на всякий случай… А сейчас, когда подъехали, снова срисовали. Потому и спектакль устроили, – терпеливо перевела Люша. – Кажется, ваш Никитич с ним даже разговаривал. Он как, в курсе?
– Для него мы – парочка, Дима – мой старый дружбан, а ты – его девушка.
– Не мы, а она, – упрямо повторил Дима свою загадочную фразу. – Я только то, что в микроскопе, хорошо вижу, а людей не замечаю.
– Ой, да ладно тебе прибедняться! – Люша весело чмокнула жениха в щеку, для чего ей пришлось слегка пригнуться.
Да уж, обманчива внешность! Разнаряженная, как яркая бабочка, Люша в своих жутких леопардовых штанах и с избыточным макияжем оказалась хорошим оперативником, глазастым и наблюдательным, умеющим быстро ориентироваться в ситуации и реагировать на нее. Только почему она так странно одевается? Обычно опера стараются не выделяться из толпы, сливаться с ней, не бросаться в глаза. Надо будет спросить при случае.
Ноги… Значит, в Тавридине кто-то очень сильно сомневается в легенде капитана Дзюбы и продолжает выяснять, зачем сыскарь с Петровки заявился в их края. В общем-то, понять можно: если, как считает полковник Конев, тавридинской полицией плотно занимается управление собственной безопасности, а может, и ФСБ, стало быть, грехов и косяков у них – видимо-невидимо, и у полиции славного города Тавридина есть все основания бояться, что к ним уже и Москва присматривается. Ну ладно, если так, то терпимо. Хотя, конечно, лучше бы без этого.
Люша
…Уехав днем из гостевого домика на водохранилище, Дима и Люша добрались до работы, после чего разделились. Дима быстро нашел возможность получить нужные сведения и остался у себя в кабинете проводить экспертизы и писать заключения, а Люша отправилась к родственникам потерпевших.
Родители убитого в 2016 году двадцатилетнего Виктора Юрьева ничего нового не рассказали, повторили то, что и так записано в материалах дела: сын любил бывать в одиночестве, ни в ком не нуждался, мог часами просиживать в сквере на лавочке или на берегу водохранилища и о чем-то думать. Ни о каких конфликтах или новых знакомых не рассказывал.
В квартире, где проживал до своей смерти двадцатисемилетний Егор Анисимов, дверь Люше открыла молодая женщина, находящаяся, судя по размерам живота, на седьмом-восьмом месяце беременности, сестра погибшего, Ольга Любавина, в девичестве – Анисимова.
– Я думала, никто уже давно не ищет убийцу Егора, – горестно проговорила Ольга. – К нам только в первые дни все время приходили из полиции, а потом и перестали.
– А зачем вас дергать, если вы все рассказали? На самом деле работа не прекращается, просто родных уже не трогают, – выдала ей Люша утешительную ложь.
– Почему же вы сейчас пришли, если считается, что мы все уже рассказали?
– Потому что есть такая закономерность: пока человек помнит то, что он говорил, он именно это и будет повторять, даже если его просят вспомнить еще какие-нибудь детали. А когда проходит много времени и человек забывает собственные слова, вот тогда есть надежда, что механизм вспоминания включится.
– А-а, – протянула Ольга. – Ну да, понимаю. А что я должна вспомнить?
– Все, что касается вашего брата. Друзья, девушки, разговоры, телефонные звонки… Все, что вспомните, особенно незадолго до гибели. Или после гибели, – добавила Люша.
Зачем она произнесла эти последние слова – девушка не знала. Никогда прежде она этого не говорила. Словно толкнуло что-то изнутри.
– После гибели? – удивленно переспросила Ольга. – Но мы с мамой и об этом рассказывали, нас же несколько раз спрашивали, не приходил ли кто-то к Егору после того, как… Ну, в общем, после того. Не звонил ли кто. Нас спрашивали.
– А когда спрашивали, не вспомните? – зачем-то настаивала Люша.
– Наверное, в первую неделю после того, – беременная женщина старательно избегала слов «смерть», «убийство» или «гибель». – Да, правильно, я вот как-то глазами помню, что мама сидит на табуретке в кухне, я стою возле окна, а полицейские, их двое было, в дверном проеме толкутся и спрашивают… А потом, спустя несколько дней, нас уже в полицию вызывали, потом к следователю, а домой больше не приходили.
– Значит, ничего нового не вспомните? – уточнила Люша.
– Если только письмо, но оно пришло значительно позже, примерно через месяц после… после того… или даже позже… – задумчиво проговорила Ольга. – Наверное, отправитель не знал, что Егора больше нет.
– Какое письмо? – насторожилась Люша. – От кого? Что в нем написано?
Ольга пожала плечами.
– Понятия не имею. У нас в семье не принято вскрывать чужие письма.
Люша ушам своим не поверила.
– Даже если человек уже умер?
– Да, даже если и так, – кивнула сестра Егора. – Я маме сказала, конечно, что пришло такое письмо, но она проявила твердость. Сказала, что всегда учила нас с Егоркой уважать чужую приватность, и сама не имеет права поступить иначе. На самом деле, я думаю, дело в другом.
– В чем же?
– Мама просто боялась узнать из этого письма что-то такое, что изменит нашу память о Егорке, наше мнение о нем. А мы этого не хотели. Сейчас ведь письма в конвертах приходят только официальные, штрафы там, квитанции, счета и все такое. Личные письма люди давно уже не пишут, если только пожилые, которые компьютером не пользуются. Кто Егору мог написать письмо на бумаге? Какой-нибудь пенсионер. А зачем? Что у них могло быть общего? Значит, у Егора была какая-то сторона жизни, о которой мы с мамой не знали, и вполне возможно, что сторона эта не слишком приглядна… Вот как-то так, – печально вздохнула Ольга. – Вы считаете, что мы поступили малодушно? Струсили? Надо было вскрыть и прочитать? В любом случае в этом письме не могло быть ничего полезного для полиции, ведь правда? Оно же совершенно точно написано после того, как Егора не стало.