Империя. На последнем краю - Владимир Марков-Бабкин

Николай буркнул:

– Разумеется, я знаю эти статьи. И как юрист, и уж тем более как император.

Местоблюстительница с нажимом поправила:

– Бывший император.

Ники, нахмурившись, нехотя ответил:

– Бывший. Если, конечно, бывают бывшие императоры.

– Ты отрекся от престола. Закон обратной силы не имеет.

– Если ты ссылаешься на статью 38: «Отречение таковое, когда оно будет обнародовано и обращено в закон, признается потом уже невозвратным», то смею тебе напомнить, что она касается случаев отказа от принятия короны, а вовсе не описывает отречение от престола действующего монарха. Император по закону не может отречься.

– Но ты же отрекся!

– И до сих пор жалею об этом!

Ольга смерила его долгим взглядом, но затем все же вернулась к попытке уговорить брата поставить свою подпись:

– Ты же видишь, что все согласно букве и духу закона о преемственности власти.

– Ничего подобного! В Законе речь идет лишь о порядке престолонаследия, а вовсе не о том, что во время болезни императора вся его власть переходит к жене!!! Там вообще этого нет!!!

Местоблюстительница Ромеи терпеливо продолжала:

– Даст Бог – Миша поправится. Но мы не можем оставить Империю без верховной власти в этот критический момент. Нам нужно единство в этот час, иначе рухнет все. Нам нужна демонстрация единства и внутри державы нашей, и в делах международных. На кону не только королевские свадьбы твоих дочерей, но и вообще стабильность Империи.

– Стабильность? – Николай зло ощерился. – Думаешь, что я не понимаю, что происходит?! Прекрасно понимаю! Решили запереть Марию на острове, связав по рукам и ногам, а сами будете править от ее имени! Она будет подписывать все, что вы пришлете, а видеть только те сообщения о происходящем, которые вы сочтете нужным ей показать!

Глаза местоблюстительницы сузились:

– Кто это «вы», позволь уточнить?

– Ты и несколько человек в Москве во главе с Маниковским! Ты что, думаешь, я не знаю, что Маниковского несколько раз сватали в диктаторы, и при мне, и при Мише! И вот теперь час пробил, да?

Великая княгиня тяжело глядела на бывшего монарха. Наконец, она подвела итог встречи:

– Что ж, Ники, ты не оставляешь мне другого выбора. Я – не Миша. Ты стал просто опасен.

Тот не остался в долгу:

– Довольно! Я не желаю оставаться здесь больше ни одной минуты!

Улыбка.

– Куда же ты поедешь? Ночь на дворе.

– Я не желаю ничего слышать!!! Изволь приказать подать мой автомобиль!

Печальная улыбка:

– Ну что ж, воля твоя. Значит, быть посему…

* * *

ИВАНОВУ-РАЗУМНИКУ[37]

Многоуважаемый Разумник Васильич! (так в оригинале. – В. С.)

Простите, ради бога, за то, что не смог Вам ответить на Ваше письмо и открытку. Так все неожиданно и глупо вышло.

Третьего дня вернулся с кандидатской гастроли своей в Рязань. На обратном пути заехал к родным в Константиново и забрал в Москву известную Вам Кашину. У нас соседские крестьяне бузят, вот и повез с детьми к мужу. Впрочем, не мне Вам о настроении мужика сейчас рассказывать.

В поезд сел со скандалом. Обер-кондуктор[38] хотел нас с детьми усадить в третий класс смешанного вагона, и даже мое кандидатство думское не помогало. Но тут счастливо встретился нам едущий от Вас Питирим [Сорокин] и приютил всем табором в своем купе. От него и узнал о Ваших приключениях.

В Москве на вокзале я сдал Кашиных главе семейства, а сам с вокзала направился с Сорокиным извозчиком. Надеялись мы, оставив по домам вещи, завезти по нашим штабам результаты наших разъездов. Погода была считай что зимняя. Только сев в счастливо подвернувшегося пролетку[39] голубчика[40], узнали мы о болезни государя, набросившись на полученные от продрогших мальчишек-разносчиков «Русское слово» и «Московские ведомости».

Новости нас обоих удручили. Я сказал, что мы, социалисты, теперь точно победим, но пирровой будет победа. Питирим же сказал, что теперь уверен, что Дума будет за освобожденцами, но тоже будет эта победа пирровой. Народ наш болящих, мол, сильнее любит. За Его людей как за Него самого сейчас голосовать будут. То, мол, теперь ему по привезенным от Вас бумагам видно. Еще мы с Питиримом, пока ехали, сошлись еще в одном: без государя может не быть выборов в Думу. Он даже вгорячах сказал, что ближники дедушку Михаила за день до подписания Конституции под бомбы народовольцев подставили, и не все с этой болезнью может быть чисто. Потом говорили, кто пока править будет, и печалились, что государыня, может, власти и не удержит.

Питирим решил остаться пока дома, а я, заехав на полчаса к себе, тем же извозчиком поехал в наш штаб. Здесь меня и взяли на карантин, как бывшего на встрече с государем перед моим отъездом. Сразу вспомнилось мне: на той встрече уже бледный Он был.

Лежу в больнице. Верней, отдыхаю. Не так страшен черт, как его малютки. Я даже не кашляю. А синь была слегка с дороги и холода, так что дома кутнул стопки три с досады за здоровье государя. Через 8 дней выйду здоровым. Теперь главное здесь не заразиться. Вы тоже там в тамбовском карантине крепитесь. Кого хочешь с него грусть возьмет.

Здравы будьте.

Жму Вашу руку.

* * *

Личное письмо императрицы Единства Марии Викторовны императору Рима Виктору Эммануилу. 6 октября 1918 года

Дорогие папа и мама!

Спасибо за письмо поддержки и предложение помощи. Но от помощи силой я вынуждена отказаться. Пусть даже союзные войска, но это все равно войска оккупантов. Я никогда на это не пойду. Я не боюсь крови, но боюсь презрения своего народа.

Молитесь за меня, за внуков и за выздоровление Михаила.

Мраморное море, яхта «Царевна»,

6 октября 1918 года.

P. S. Судить и карать русских могут лишь русские. Я – русская. И я пойду до конца.

* * *

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Проспект Победителей. 6 октября 1918 года