Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России - Валерий Шамбаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Николай Павлович был мужчиной видным, в расцвете сил. У него появилась возлюбленная, Варвара Нелидова. Сирота из обедневшей семьи, царь познакомился с ней на маскараде. Она понравилась и царице, была зачислена фрейлиной. Осуждать ли за это императора? Каждый ответит по-своему. Хотя можно вспомнить слова Евангелия: «кто без греха, пусть первым бросит камень». Стоит учесть, что нравы в XIX в. были очень вольными. Внебрачные связи не считались слишком серьезным грехом. Например, Пушкин перед свадьбой с Натальей Гончаровой, даже похвалялся, что это его сто тринадцатая любовь. Но Николай I все же выделялся из своих современников. Он не искал мимолетного удовлетворения желаний. Его близость с Нелидовой стала прочной, длилась 17 лет. И она-то была делом сугубо личным. Варвара не стала фавориткой царя. Не получала никаких наград, пожалований, не пользовалась близостью с государем для родных и друзей. Она просто любила Николая Павловича. Он отвечал ей привязанностью и дружбой.
А. И. Соколова, относившаяся к императору очень неприязненно, запустившая в оборот ряд сплетен о нем, в данном случае признавала: «Единственная серьезная вошедшая в историю связь его была с Варварой Аркадьевной Нелидовой… Но связь эта не могла быть поставлена в укор ни самому императору, ни без ума любившей его Нелидовой. В нем она оправдывалась вконец пошатнувшимся здоровьем императрицы, которую государь обожал, но которую берег и нежил. Как экзотический цветок. Нелидова искупала свою вину тем, что любила государя всеми силами своей души, не считаясь ни с его величеством, ни с могуществом, а любя в нем человека. Императрице связь эта была хорошо известна… Она, если так можно выразиться, была санкционирована ею» [97].
А фрейлина Мария Фредерикс вспоминала: «Все делалось так скрыто, так благородно. Например, я, будучи уже не очень юной девушкой, живя под одним кровом, видясь почти каждый день с фрейлиной Нелидовой, долго не подозревала об отношениях, существовавших между императором и ею. Она не помышляла обнаруживать свое исключительное положение среди своих сотоварищей… Она была достойная женщина, заслуживающая уважения» [98]. Да, это было сугубо личное дело государя, наглухо замкнутое в мирке его кабинета, где он отдыхал на жесткой койке, покрытой шинелью. А любовь Нелидовой помогала этому отдыху.
За всеми проблемами Николаю приходилось очень трудно. Один за другим уходили из жизни его помощники. Сперанский, министр юстиции Дашков, председатель Государственного Совета Васильчиков. Особенно тяжелым выдался 1844 г. В Петербурге сыграли свадьбу младшей дочери царя Александры с принцем Гессен-Касельским. Радовались, строили планы. Дочка почти сразу забеременела. А когда царь в Лондоне вел сложнейшие переговоры, он вдруг получил известие лейб-медиков: у Александры обнаружили туберкулез. И уже в последней стадии, без надежды на выздоровление. Она родила сына за три месяца до срока, и ребенок прожил лишь несколько дней. Почти одновременно с ним умерла дочка, пожелав родным – «будьте счастливы».
Вскоре скончался ближайший соратник царя, его спутник во всех путешествиях, Бенкендорф. На посту начальника III Отделения его сменил граф Орлов. Следом похоронили А. Н. Голицына. Переживания и утраты, постоянные перегрузки, подорвали здоровье самого Николая. В декабре он расхворался. Ставили диагноз «водянка», хотя он не подтвердился, Николай Павлович переборол болезнь. А вот состояние царицы совсем ухудшилось. Доктора вынесли вердикт, что ей необходимо сменить климат. Самым подходящим называли Сицилию. Да и то сомневались, поможет ли. Представляя, что жена может умереть где-то вдалеке, царь со слезами умолял врачей: «Оставьте мне мою жену!» Но, обсудив, решили, что ей надо ехать. В августе 1845 г. Александра Федоровна отправилась в Италию, а ее муж, как обычно, покатил по России.
Объехал южные области, Елисаветград, Николаев, Севастополь. И все же решил сделать жене сюрприз, из Харькова повернул за границу. Перехватил супругу в Милане, сам проводил до Палермо. Но даже это путешествие Николай Павлович сочетал с важными политическими делами. Откровенно враждебно вел себя Ватикан. Не забыл удара по униатам. Раздувал спекуляции о преследовании католиков в нашей стране. Устраивал провокации, вроде «сенсационных» показаний неких монахинь, якобы бежавших от царских гонений. А фактически католическая церковь стала религиозным прикрытием для польских революционеров. Ее структуры в России возглавлял Могилевский архиепископ, и Николай Павлович предлагал учредить новую кафедру архиепископа, в Санкт-Петербурге (под покровительством, но и под присмотром правительства). Однако это лишало католиков обособленной базы в польско-литовских землях. Ватикан раз за разом отвергал подобный проект.
Царь даже собирал в Петербурге католических епископов и высказался перед ними открытым текстом: «Давно бы уже пала ваша церковь в моем государстве, если бы я не поддерживал ее верными средствами. Знайте, что она должна опасаться не правительства, а своего собственного духовенства. Между вами есть столько порочных священников, что даже страшно вспоминать о том. Духовенство ваше преисполнено или фанатизма, или равнодушия. Но фанатизма не религиозного, а политического, и под религиозными предлогами старается оно скрыть неповиновение и сопротивление правительству». Предупредил: «Я буду строго наказывать преступных, потому что отвечаю за их поступки» [99].
Ну а теперь Николай Павлович из Сицилии направился прямо в Рим, вызвав там изрядный переполох. Как обычно, открыто гулял по городу, осматривал достопримечательности, общался с людьми. Состоялась и его встреча с папой Григорием XVI. В общем-то полноценного диалога не получилось. Престарелый понтифик повторял заученные штампы о бедственном положении католической церкви в России. Государь отвечал учтиво, но твердо. Разъяснял действительное состояние дел, искаженное пропагандой. Но папа его доводам не внимал. Визит стал вроде бы безрезультатным. На самом деле – нет, государь все-таки сумел «сломать лед».
Переговоры продолжились уже без него, царскими дипломатами, и через 2 года удалось подписать конкордат (договор Ватикана с каким-либо государством). Он закрепил те самые положения, которые отстаивал Николай. Россия получила покровительство над католическими структурами на своих землях, поддерживала их ежегодными субсидиями в 104 тыс. рублей. Но католические епископы отныне назначались по взаимному согласию царского правительства и Ватикана, приходские священники – с согласия местных властей. Главой католической церкви в России остался Могилевский архиепископ, но… его резиденция переехала в Петербург.
А из Рима государь заехал в Вену, провел переговоры с австрийским канцлером Меттернихом. Он был совсем не другом России, всегда отстаивал интересы Австрии. Но в данное время они в основном совпадали. В ходе своей поездки царь составил весьма тревожное впечатление о настроениях в Европе, в том числе и в Австрии. Чувствовал, что в воздухе пахнет очередными политическими потрясениями. Меттерниху Николай сказал откровенно: «Пока живы Вы – государство продержится. Что будет, когда Вас не станет?».
К счастью, отдых и лечение на Сицилии помогли императрице. Домой она вернулась только летом 1846 г., чувствовала себя гораздо лучше. В Палермо с Александрой Федоровной находилась дочь Ольга, и там она наконец-то встретила свою любовь, наследного принца Вюртембергского Карла. Его предложение о браке было принято. После возвращения в Россию сыграли свадьбу. Ее специально назначили 1 июля, в день рождения царицы и в годовщину ее венчания с Николаем. Вскоре Ольга уехала к мужу в Штутгарт.